Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

- Краснушка, - с тяжёлым выдохом проговорила баба, опускаясь перед ней на колени.

- Дануха, - жалобно протянула девка, сразу срываясь на слёзы и обхватывая бывшую большуху за шею, - я вернулась.

- Вернулась, миленька, вернулась, - начала успокаивать её баба, сама уже пуская слезу, - теперь всё будет хорошо.

Дануха не помнила сколько они так просидели. Краснушка проревелась и начала успокаиваться. Всё, что она за это время сказала, так это то, что кучу раз повторила, "наконец то вернулась". Баба утешала, гладила по голове, кутала в тулуп. Тут Дануха встрепенулась, поймав себя на том, что у девки жар, такой что аж через рубахи чувствуется, как она горит, а она тут рассиживает. Она тихонько расцепила её объятия на своей шее и стала закутывать Краснушку в тулуп.

- Погоди, маленько, - попросила она молодуху, утирая ей щёки, - мигом придумаем, как отсюда выбраться.

Она поднялась на ноги, чтоб осмотреться и замерла. Никакой стены уже не было. Туча развеялась, превратившись в белое облако. Ветерок дул, но слабый. А со стороны своего бывшего кута к ним бежала Голубава.

- Во как, - только и сказала Дануха.

Тропа в лесу превратилась в бурелом из сорванных и переломанных сухих веток, но Голубава, нёсшая Краснушку на руках, казалось этого не замечала. Пёрла, как лось, напролом. Где-то на середине пути им навстречу подоспела подмога в составе всей девичьей шайки, возглавляемой Воровайкой, которая орала так, что Дануха даже испугалась за её голосовые связки, почему-то отметив для себя, "что эта дура, теперь каркать дня три не сможет".

Лечебку организовали как всегда в бане, где собрались абсолютно все, даже поссыкуху прихватили. Дануха тут же кинулась к себе, отвары варить, а в её шатре хозяйку поджидал ещё один сюрприз. Там у очага сидел пропавший Данава.

- Здрав будь братец, - суматошно, набегу проговорила Дануха, мечась по шатру, выщипывая травины, развешенные пучками по стенам, которые тут же какие ломала, какие растирала, ссыпая в медный Неважнен котелок, уже давно прописавшийся на Данухиной кухне, - Краснушку нашли, еле живую. Айда ка Данавка подмогни с того свету вытащить.

Братец, сидевший в каком-то напряжении, по виду как "не в своей тарелке", тут же соскочил.

- Где? - спросил он быстро, приготовившись бежать.

- В бане, - коротко и резко ответила баба, продолжая свой замысловатый сбор.

Данава тут же кинулся прочь. Он вернулся домой в лагерь с тяжёлым сердцем, с грузом обиды. И по началу вообще больше приходить сюда не хотел, но время как-то притупило остроту психической боли, нанесённой ему, раны в душе затянулись. Да и соскучился он по всем им. Просто тоска заела. Они ведь все как одна для него самые родные стали. И теперь, когда Дануха встретила его как ни в чём не было, естественно и обыденно, с его души как камень сняли. Он вбежал в свой шатёр, даже не замечая, происшедших в нём изменений и принялся было колдовать свои лекарские пойла, но тут же спохватился, что даже не удосужился спросить, а что с Краснушкой то. Бросив свои потаённые мешочки, тут же кинулся в баню. Девки, завидев его, завизжали от радости, и кинулись к нему на шею, что растрогало его ещё больше, до слёз, и обидные слова, что копились у него всё время скитаний, в один момент превратились в "какой дурак, что сразу не вернулся". Еле на ногах устоял, от такого радушного натиска. Краснушка не лежала, как он предположил, а сидела у банного камня улыбаясь во весь рот. Она хотела было тоже подняться, но Голубава рявкнула на неё, мол не скачи, ложись давай, и та не стала подниматься.

Только когда Данава подошёл к ней поближе, присел и пригляделся, то его всего аж передёрнуло. Краснушка сидела голая и по всему телу цвели ярко розовые разводы-водоросли.

- Молния? - тихо спросил он.

- Она родимая, - всё ещё улыбаясь ответила девка.

- Что болит? - продолжал он опрос, оглядывая и осторожно прикасаясь пальцами к разводам на теле.

- Да ничего не болит, - ответила она, пожав плечиками, - пить только хочется.

- Уже, уже, - тут же протараторила Хохотушка, помешивая что-то в глиняной чашке, стоящей тут же на банном камне, - в миг остудим и тогда напьёшься.

С этими словами, девка обхватила чашку двумя кожаными прихватками и быстро засеменила наружу. Данава вновь принялся за осмотр. Осмотрел глаза, заставил открыть рот, заглядывая туда и что-то там ища и наконец встал, осматривая окружающих.

- Так, девоньки...

И осёкся, увидев Малху.

- Малхушка. И ты здесь.

- Да, Данава, только я теперь не Малхушка, а Малха, - рисуясь, с вызовом проговорила она, выступая к огню и давая колдуну разглядеть её морозный узор, который именно в бане на раскрасневшемся теле, проступал особенно ярко.

Данава было радостно улыбаясь протянул к её лицу руку, намереваясь размазать белую краску, да так и замер. Рука задрожала, а улыбка сморщилась разом во что-то непонятное. Улыбка вроде как осталась, но только протухла, что ли. Малха ехидно так, кривенько улыбнулась, состроив наглую рожицу, но тут же со стороны раздался твёрдый и злой голос Елейки:

- Не смей.