Степь зовет

Однако, пока Калмен дошел до колхозной конюшни, он не раз вспоминал о просьбе Оксмана. Все-таки Оксман спас его от белых, спрятал в своей хате, на той же самой печи, в которой сейчас замуровано его золото. Никто не упрекнет Калмена Зогота, что тот платит злом за добро. Придется сегодня же достать эту сахарницу и отправить.

Из конюшни Калмен ушел затемно. Медленными шагами брел он по направлению к бывшему оксмановскому Дому. Ему было не по себе. Все-таки, как ни верти, приходится, словно вору, пробираться в чужой дом. Нет, это дело не для него. Калмена опять стали обуревать сомнения. И вот беда — ни с кем не посоветуешься. Он поговорил бы с той же Элькой — девушка она умная. Но рассказать напрямик нельзя… «А что, если обиняками?» Калмен в раздумье повертел рукой.

«Что ж, зайду к ней, спрос не беда».

И, словно обрадовавшись, что дело само собой пока откладывается, весело зашагал мимо засыпанного снегом загона к Эльке Руднер.

Элька была одна, возилась у печки.

— Вы пришли, дядя Калмен, как раз вовремя! Я вас угощу блинами — пальчики оближете. Таких вы отроду не ели.

— От хорошего кто откажется, — добродушно улыбнулся Калмен себе в бороду, по-отечески глядя на Эльку. Он и сам не знал, откуда у него появилось такое чувство к ней, совсем как к родной дочери. Почему бы ему, в самом деле, не поговорить с ней?

— Ну, чем обрадуете? — спросила Элька, переворачивая на сковородке блины.

— Хотел бы обрадовать, да нечем… Вот из конюшни иду. Корм неважный, а гонят лошадей не жалеючи.

— А почему вы разрешаете? — Элька обернулась, лицо ее раскраснелось от огня.

— Я? Я тут самый младший конюх. Меня никто не спрашивает.

Элька почувствовала горечь в его голосе. Она поставила перед Калменом глубокую тарелку с блинами.

— Ешьте, пока горячие. Видите, какие пышные! Калмен поддел на вилку блин, подержал его минутку и положил обратно. — Я хотел у тебя кое-что спросить, — начал он.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Что бы ты сказала, если бы человек, к примеру, попросил тебя об услуге?

— О какой услуге?

— Ну, о маленькой услуге. А для него это очень важно…

Калмен задумчиво почесал свою бороду, колеблясь, говорить дальше или нет.

«О чем он хочет меня попросить?» Элька сразу поняла, что старик пришел не зря. Он не из тех людей, которые просто так заходят.

— Ну, что же вы молчите? Говорите. Я для вас все готова сделать.

— Нет, я не о себе… — Калмен смутился.

— А если о себе, так что ж в этом плохого?

— Нет, это как раз не обо мне.

— О ком же?

— О ком? Вот этого, видишь ли, я не могу тебе сказать. Понимаешь, ну, он… как бы тебя объяснить… ну, он… не колхозник.

— Не колхозник? — переспросила Элька и решила, что речь идет о Шефтле. Да, наверно, по его просьбе пришел к ней Калмен.

— Ну, пусть не колхозник, — тихо сказала она, — кто ж он такой?

Калмен уже раскаивался, что начал этот разговор. Он был готов пойти на попятную.

— Неважно. Какая разница?…

— Я его знаю? Да?

— Допустим, что ты его знаешь…

— Ну, так о какой услуге он просит? — Пожалуй, сейчас она для Шефтла сделала бы больше, чем когдалибо. Только обидно, что он обратился к ней через Калмена. Не мог сам зайти?

— Что же вы молчите? — Она встала и положила ему еще блинов. — Какая услуга?

— Это неважно… Я тебя только спросил, понимаешь… Как бы тебе это объяснить… Ну, скажем, он не совсем… Как это сказать… Ну, не наш… Я говорю тебе, не колхозник… Может, даже против…

Элька огорчилась: плохо здесь люди относятся к Шефтлу.

— Что значит — не наш? А кто же он? Бывший помещик или белый офицер?

— Помещиком, положим, он никогда не был. Белым офицером тоже нет…

— Почему же он не наш? — Элька рассердилась. — Потому, что он не в колхозе? Ничего, он еще в колхоз придет. Что же ему нужно?

— Понимаешь, я тебе, конечно, рассказал бы, но он меня очень просил, чтобы никто не знал об этом. Так зачем же мне рассказывать?

— Правильно, — поддержала его Элька, — если так, я больше и спрашивать не буду. Раз он не хочет, чтобы я знала…

«Разговариваем, как два глухих, — с досадой подумал Зогот. — Я об одном, она о другом. Надо решать самому, как совесть велит… Сегодня уже не выйдет, а на днях отправлю. И конец. Отделаюсь от этой докуки».

Элька вышла вместе с Зоготом. Ей не хотелось оставаться одной. Может, зайдет к Хоме, а может, просто прогуляется.

Когда они миновали Хонцину мазанку, Эльку окликнул знакомый голос. У плетня, в одном платье, стояла Рая.

— Товарищ Элька, прошу вас, зайдите на минуточку к нам… — И шмыгнула во двор.

Элька, встревоженная, наскоро попрощалась с Калменом Зоготом и направилась к Хонциной хате.

— Видите, какой у меня гость! — воскликнула раскрасневшаяся Рая, как только Элька открыла дверь. — Приехал с полчаса назад на эмтээсовской машине.

Хонця, сидевший у стола, вскочил.

— Значит, ты опять у нас? Вот это хорошо! Спасибо, что за женой поухаживала. — Хонця крепко пожал Эльке руку.

— Ну, говори, как здоровье? — нетерпеливо спросила Элька.

— Да вот, вижу тебя, значит, все хорошо. Ну, а ты? Совсем поправилась?

— Ой, я уже думать забыла… Я так рада, что ты здесь! И здоровый… Ты, наверно, знаешь, что у вас с хлебом получилось черт знает что?