Степан Халтурин

Демонстрация эта, речь на могиле, произнесенная студентом Викторовым, произвели большое впечатление не только на учащуюся молодежь, но и на рабочих. Халтурин и его товарищи хорошо понимали, что если выбрать момент, то своя рабочая демонстрация привлечет пролетариев, будет способствовать их сплочению.

Поздней осенью такой момент наступил. В Петербурге, на заводах и фабриках, началось сокращение производства, хозяева пачками выбрасывали рабочих на улицу, устроиться на работу стало почти невозможно. Рабочие были возмущены — самое время заявить о своем недовольстве открыто, посредством демонстрации.

Центральный кружок деятельно взялся за подготовку демонстрации. Особенно активно агитировал среди рабочих Петр Анисимович Моисеенко. Моисеенко почти одновременно с Халтуриным приехал в Петербург из Орехово-Зуева, где принимал участие в работе кружков, и сразу же вошел в кружок Халтурина, вскоре по праву заняв свое место среди руководителей рабочего движения столицы. Небольшого роста, белокурый, с рябинками на лице, Моисеенко поспевал всюду. Для того чтобы демонстрация состоялась, нужно было провести большую работу среди пролетариев. Центральный кружок с конца ноября целиком посвятил свои усилия организации демонстрации. Ее предварительно наметили на 6 декабря и решили провести как чисто рабочее предприятие. Придут народники — хорошо, нет — не надо, лишь оратора решено было пригласить из интеллигентов.

Вечером 4 декабря состоялось последнее совещание. Здесь решился вопрос, быть или нет демонстрации, о которой так много спорили.

Народу собралось порядочно, пришли и народники, все больше бунтари, так как лавристы были против демонстрации. Зато рабочие районы столицы представляли самые влиятельные люди, тут были Митрофанов, Моисеенко, Халтурин, Пресняков.

Кое-кто из бунтарей опасался, что на площадь интеллигенты не придут, так как уже не верят в демонстрацию после того, как несколько раз откладывали выступление у Исаакия.

Пресняков высказал мысль, общую для всех присутствующих на собрании рабочих:

— Пусть не приходят, демонстрация состоится и без них. Мы, рабочие, ее задумали, мы и проведем, если явятся хотя бы несколько сот человек.

Моисеенко, целыми днями бегавший из района в район для переговоров с руководителями рабочих кружков, был уверен, что придут не сотни, а тысячи рабочих. Халтурин немного охладил пыл своего товарища, но тоже был уверен, что народу хватит, нужно только позаботиться об ораторе.

Натансон обещал достать оратора. Халтурин предложил поднять над демонстрантами знамя.

— Со времен Стеньки Разина народ, поднявшийся против царей, осенял себя красным стягом, и мы должны поднять его.

Натансон не согласился:

— Наша задача — привлекать к борьбе с правительством все элементы общества, вплоть до офицеров армии, либеральной профессуры, деятелей земств. Красное же знамя подействует на них, как на испанского быка. Они только разъярятся, но после этого не тронутся с места, так как хорошо понимают, что за куском материи таится тореадор в образе Третьего отделения, он несет им гибель.

Халтурин возмутился:

— Мы знамя не для быков подымать хотим, а для людей, для рабочих, а быки могут рвать и метать сколько им угодно, и без них обойдемся.

Натансон только плечами пожал. В который раз он убеждался, что перлы красноречия не трогают рабочих, от ораторов они ждут не образа, а четкой, ясной мысли. Хотя надо признать, что сравнить трусливого либерала с боевым быком испанских коррид не совсем уж удачный ораторский прием.

Вопрос о красном знамени был решен. Но бунтари стали настаивать, чтобы на этом стяге были написаны слова: «Земля и воля». Рабочие протестовали.

— Как же так, — горячился модельщик Колпинского завода Вальпер, — земля-то это так, землю точно надо дать крестьянам, ну, а какую еще им волю-то, волю они в шестьдесят первом году получили?

Натансон опять не выдержал, стал горячо убеждать Вальпера, что крестьянин ждет социалистической воли.

Халтурин откровенно смеялся.

— Марк Андреевич, да ведь мы-то демонстрировать будем не в деревне, а по Питеру. Поэтому скорее слово «воля» будет понятно, ну, а земля уж совсем ни к чему, рабочему она не нужна, да и вам, бунтарям, в городе с этим кличем делать нечего.

Рабочие в конце концов уступили, они хотели, чтобы и народники пришли на помощь, а лозунг «Земля и воля» привлечет их. Пусть себе «Земля и воля», лишь бы знамя было красное, да своего заводского люда под ним побольше собралось.

5 декабря Халтурин, Моисеенко и другие обходили в последний раз кружки. Для рабочих, членов кружков, демонстрация имела смысл агитационной попытки, и было ясно, что они придут обязательно, но не затронутые еще пропагандой фабричные смотрели на нее по-иному. Для «деятельного» участия в демонстрации у них не было никакого повода, и ожидать, что эти люди придут 6-го на Казанскую площадь — было трудно. Разве что невиданное зрелище привлечет их туда.