Степан Кольчугин. Книга первая

— Так как Считаешь, правильно я говорю, собачье это дело? А? Собачье? Правильно?

Он переспрашивал по нескольку раз, и в самой глубине его глаз неожиданно блеснул желтый умный огонек.

«Ловит!» — с тревогой подумал Степан. Видно, Абрама Ксенофонтовича, против воли, привлекало «собачье дело», хотя за него и не давали надбавки:

— Ладно, иди уж, — сказал он, — но мой тебе совет, как старый рабочий молодому советует, без всякого, ей-богу, по-откровенности. Если что… будут смущать тебя какие-нибудь — есть такие люди на заводе, сам знаешь, — словом, ты заходи ко мне, можешь прямо на квартиру. Просто приходи, не думай, что толстый. У меня душа рабочая, я все понимаю, по-правильному, по-простому, плохому не научу. А то, что ты в работе стараешься, это я все замечаю, свою благодарность получишь. Я тебя для того и позвал, чтоб одобрить.

Степан с облегчением ушел от мастера. Он не мог понять, нарочно ли путал его Абрам Ксенофонтович — от жары и безразличия ко всему на свете, поленился ли он довести хитрый разговор до конца и разболтался; а может, и в самом деле у него рабочая душа?

Но в этот день Степану пришлось пережить историю в таком же роде. Когда он пришел к химику и открыл калитку, навстречу вышел Андрей Андреевич. Он, видно, недавно пришел с завода, нос и ухо у него были запачканы сажей.

— Все к квартиранту ходишь? — усмехаясь, спросил старик. Он осмотрел Степана и покачал головой. — Здоровый бык вырос. Ты сколько на домне получаешь?

— В прошлый месяц двадцать два рубля.

— Чугунщик?

— При горновом, подручный.

Они стояли молча. Казалось, что разговор кончился, но Андрей Андреевич не пускал Степана к дому. Несколько мгновений он колебался, потом протянул руку.

— Дай-ка сюда книжки, — сказал он и покашлял.

— Зачем? — спросил Степан. «Что они меня, как собаку, весь день гоняют?» — подумал он.

Лицо Андрея Андреевича сделалось коричнево-красным: вот-вот вспыхнут сухие белые волосы над ушами.

— Ты ко мне в дом ходишь или в кабак? — крикнул он. — Я имею полное право смотреть, какую дрянь ты ко мне в дом таскаешь.

Он быстро рванул книги. Степан мог легко удержать их, но, боясь порвать драгоценные страницы, невольно разжал руку.

— То-то, — сказал Андрей Андреевич и сердито, громко дыша, вынул из футляра очки.

Медленно шевеля губами, он прочитывал названия книг, одно за другим, и наконец протянул всю пачку Степану. Морщинистое лицо его улыбалось довольной, ласковой улыбкой.

— Чудачок ты, чудачок, — сказал он дурачливым голосом.

Он похлопал Степана по спине и, вынув кисет, стал сворачивать тонкую папиросу из медово-желтого табака, нарезанного длинными волокнами.

— На, закуривай, — сказал он, — турецкий табак, я один на весь завод его имею. Грек мне привозит: контрабандный.

Пока Степан сворачивал папиросу, Андрей Андреевич сердито, поглядывая на толстую, как труба, завертку Степана, говорил:

— Чего ж не пришел, не рассказал: крестный отец, так и так, я имею честь с квартирантом, проживающим в вашем собственном доме, делать уроки по грамматике, арифметике и разным наукам, а? Почему не пришел? А я уж думал — вы там черт знает что читаете. Ты хороший парень, умный, я тебя вполне уважаю. И, имей в виду, когда нужно, всегда помогу, чтобы из тебя настоящий человек вышел. Прямо имей это в виду. А мать как? Почему не зайдет?

— Она белье в городе стирает, — ответил Степан, с печалью глядя на добродушного Андрея Андреевича.

— Так… конечно, раз человек приболел, ему в заводе работать трудно. Ну иди, иди, учись. И квартирант, чудачок, такого тумана навел: пришел ко мне, просит не рассказывать. Я в самом деле подумал черт знает что — пошел к заведующему. Ах ты, вот ей-богу… Ну иди, иди уж в дом.

Степан пошел к крыльцу со странным чувством: одобрение Андрея Андреевича разочаровало и обидело его.

Химик видел из окна, как Андрей Андреевич, остановив Степана, рассматривал книги.

Когда Степан вошел в комнату, Алексей Давыдович подошел к нему, схватил за руку и проговорил:

— Я все видел, Кольчугин. Пусть, пусть, я ничего не боюсь. Слышите вы, ничего, не бойтесь и вы!

— Да он ничего, посмеялся только, — сказал Степан, но Алексей Давыдович не стал слушать.

— Садитесь, Кольчугин, — торжественно сказал он, — садитесь. И, прежде чем начать наши занятия, я хочу вам прочесть кое-что. И имейте в виду: я своих занятий с вами не брошу, я вас доведу куда нужно, вы через два года сможете держась конкурсный экзамен в политехникум. Я даю торжественное обещание в этом. Слышите вы? А сейчас слушайте.

И он принялся читать. Вскоре дыхание его сделалось более свободным, и лишь при чтении особенно длинных фраз голос немного дрожал.