Степан Осипович Макаров

Эта быстрота превращений, в числе других, более глубоких причин, объяснялась и талантливостью русского народа, выдвигавшего из своей среды замечательных ученых, изобретателей, общественных деятелей, писателей, полководцев и флотоводцев.

Однако, несмотря на наличие на флоте таких передовых людей, как адмиралы Попов, Бутаков, Аркас и др., имевших несомненное влияние на широкие круги моряков, особенно на молодежь, в нем было еще очень много консервативного и отсталого. Право занимать командные должности на флоте имели только дворяне, причем, как правило, дворяне незнатные, нетитулованные, за редкими исключениями, не могли подняться по служебной лестнице, несмотря на свои заслуги или способности.

На флоте вплоть до революции сохранилось различие на «черную кость», к которой принадлежали штурманы, судовые инженеры и механики (так как в штурманские и инженерные училища принимались недворяне), и «белую кость», которую составляли офицеры-дворяне. Назначение на должность чаще всего зависело от родства или знакомства с высшими чиновниками морского министерства. Верхушка флота, морское министерство и морской технический комитет пополнялись, как правило, из представителей узкого круга морских дворянских фамилий и поэтому в основе своей были реакционны, отличались феодально-аристократической косностью и нетерпимостью к талантливым, но незнатным морякам, которые вопреки протекционизму и кастовому аристократизму все же выдвигались на флоте. Впрочем достигали командных постов — единицы, гибли — сотни.

Органически присущую феодально-крепостническому строю боязнь нового, смелого, талантливого испытали на себе все или почти все выдающиеся деятели русской морской культуры. Достаточно вспомнить судьбу Ф. Ф. Ушакова, получившего в награду за свои подвиги отставку; Г. И. Бутакова, запрятанного в расцвете сил и способностей на «почетную», но исключающую возможность какой-нибудь деятельности должность; Г. И. Невельского, осуществившего свой патриотический подвиг на Дальнем Востоке вопреки распоряжениям министра иностранных дел Нессельроде и самого царя и чуть не разжалованного за это в матросы, и многих, многих других. Наконец очень хорошо испытал на своей спине бюрократизм высших морских кругов, за которым скрывались враждебность и кастовое презрение к «незнатному выскочке», и Макаров.

Было бы, однако, ошибочно думать, что все, чем славен был в пору Макарова русский флот, являлось плодами деятельности только таких выдающихся лиц, как Петр Первый, Ушаков, Лазарев, Нахимов, Бутаков.

Эти замечательные флотоводцы и организаторы всегда опирались в своей деятельности на передовую, прогрессивную и по-настоящему патриотическую часть русского морского офицерства, обязаны были своими успехами изумительным моральным и воинским качествам русских матросов.

Передовая, прогрессивная часть морского офицерства была в известной степени носителем революционного настроения на флоте, противостояла как аристократической и чаще всего бездарной верхушке флота, так и самому царскому правительству.

Некоторые морские офицеры, например, участвовали в декабристском движении, были последователями идей Н. Г. Чернышевского, состояли членами кружка М. В. Буташевича-Петрашевского.

Большинство прогрессивного офицерства составляли люди незнатного происхождения, понимавшие гнилость и бесперспективность крепостнического строя, болевшие душой за родной флот, ясно видевшие необходимость реформ и переустройства как общества, так и флота. Они считали позором для флота мордобой и порку матросов, царившие еще на кораблях. Многие из них поплатились за свои взгляды переводом на службу на Дальний Восток, что считалось своеобразной ссылкой для офицеров, служивших в Балтийском или Черном морях. Таким образом часть из них могла оказаться и в числе преподавателей Николаевского морского училища. Макаров стал их учеником.

Преподаватели Николаевского училища, быстро распознавшие способности своего ученика, приглашали его к себе на дом, где бесплатно давали ему уроки по предметам учебной программы. Они снабжали своего питомца также книгами и подолгу беседовали с ним на разные темы после занятий. В среде преподавателей сравнительно свободно велись разговрры по вопросам государственного устройства, развития народного хозяйства и международных отношений. Само собою понятно, что в подобных условиях восприимчивый и чуткий Макаров не мог не приобщиться хотя бы к части прогрессивных идей того времени, способствовавших его быстрому и всестороннему развитию. Как губка, впитывал он в себя все услышанное. Революционером или демократом, в собственном смысле, Макаров не стал, но вместе с тем он не отрывался и от народа, из недр которого вышел сам. Отвращение к крепостным порядкам, еще долго после реформы царившим на флоте, в частности к грубому обращению с матросами и рукоприкладству, очень характерно для Макарова с самых юных лет. С этими порядками он боролся всю свою жизнь.