Степан Осипович Макаров

Рабочий день на «Ермаке» обычно проходил так: за утренним чаем, посоветовавшись с Макаровым, каждый решал что будет сегодня делать. Макаров советовал экономно распределять время.

«Не забывате, — говорил он, — что лето на севере очень короткое, нам дорог каждый день, каждая минута. Старайтесь все, а сам я буду стараться как только могу, чтобы ни один день у нас не пропадал даром. Мы должны доказать всему миру, что не одни только иностранцы способны вносить ценные вклады в науку, но и русские люди. Они готовы даже жертвовать собою, чтобы только принести пользу своей Родине, вплести хоть один лист в ее лавровый венок».

После чая все расходились по своим местам и принимались за работу. Ровно в полдень колокол возвещал о сборе к обеду. После обеда полагался короткий отдых. Степан Осипович уходил к себе писать дневник. В 3 часа, выпив по стакану чая, каждый снова возвращался к своим обязанностям. Окончив работу в семь часов вечера, все собирались в кают-компанию, где обменивались впечатлениями, и около восьми часов ужинали. После ужина Макаров обыкновенно задерживался в кают-компании. Нередко его просили что-нибудь рассказать. Он охотно соглашался. Рассказывал он увлекательно и картинно и невольно будил у слушателей мысль. Отличительной его чертой была скромность. Даже говоря о случаях из своей жизни, он умел как-то не выдвигать себя на первый план.

Около одиннадцати часов дела и разговоры на «Ермаке» заканчивались, и все уходили в каюты, чтобы с рассветом вновь приняться за работу. Так текла жизнь на ледоколе в спокойные дни, в штормовую погоду приходилось жить и работать по-иному.

Между тем «Ермак», разрушая многолетние мощные торосы, шел дальше на север. Все, сколько-нибудь заслуживающее внимания, тщательно заносится адмиралом в дневник. Вот, например, запись от 28 июля: «Утром поймали акулу, что очень меня удивило. В таких широтах, в воде, температура которой ниже 0, я никак не ожидал встретить этого, по преимуществу, тропического хищника. На завтрак подали блюдо из акулы, которое было очень вкусно, также были вкусны и пирожки из нее. Много портило дело сознание, что это мясо акулы. Удивительная живучесть! Акула шевелилась, — когда из нее были удалены все внутренности и содрана шкура».

От времени до времени, когда «Ермак» вклинивался в торосистое поле и начиналась его борьба со льдом, Макаров отдавал распоряжение лейтенанту Шульцу, заведующему киносъемкой, принести аппарат. Начиналась съемка. «Кинематограф должен составлять принадлежность каждой ученой экспедиции, — говорил Макаров. — Он дает не только эффектную картину, но и материал для научного изучения движения ледокола во льду»[89].

В дневнике Макарова есть запись о какой-то неведомой, не обозначенной ни на одной карте, земле, которую якобы видели с «Ермака» на широте 71°. «Общая радость при виде этой земли, — замечает Макаров, — была несказанная». Подойти к земле было невозможно, и спустя некоторое время возник даже вопрос: «Действительно видели ли мы землю? Думаю, что да, но поручиться за это невозможно».

Иногда «Ермак» делал остановку — «станцию». Члены экспедиции уходили на лед охотиться, производить различные наблюдения, совершать прогулки. Однажды вахтенный сообщил, что к самому борту подошли трое медведей — двое взрослых и один медвежонок. Разбудили охотников. Они погнались за медведями и ранили медвежонка, а потом убили и взрослых.

Макаров много пишет о медведях в своем дневнике, так как они часто встречались по пути «Ермака». Из этих записей видно его гуманное отношение к животным. Ему отвратительно убийство ради убийства, он удерживал ретивых стрелков от кровавых «упражнений». «К чему без нужды ранить безвредных обитателей ледяных полей, если невелики шансы убить и доставить животное на корабль?» — говорил он. Как-то за обедом Макаров порядком отчитал одного из любителей медвежьей охоты за то, что тот стрелял в убегавшего от него медведя.

— Стыдно-с, очень даже стыдно-с! — говорил он смущенному «победителю», — зверь от вас убегает, а вы посылаете ему вдогонку предательскую пулю… Это-с не охота, а убийство… Мы ведь не какие-нибудь промышленники-живодеры, которые этим живут, а люди науки, и нам напрасная смерть медведя никакой пользы не принесет. Вот если бы медведь на вас пошел, так я понимаю: по крайней мере риск, грудь с грудью, и с глазу на глаз!

Такой случай, когда медведь действительно пошел на человека и тот сразился с медведем почти вплотную, грудь с грудью, произошел на «Ермаке» через несколько же дней после сцены за столом. Человеком этим был сам Макаров.