Степан Разин (Книга 1)

«За что почитают его? За что любят?!» – размышлял воевода, глядя в окно, как из закоулков выходили новые и новые толпы, кричали Разину:

– Здравствуй, честной атаман!

И он отвечал им все более внятно, все более громко, уверенно и смело:

– Здоров, народ астраханский!

И вдруг какая-то женщина, вырвавшись из толпы, бросилась на ковер на колени, прямо под ноги атаману.

– Сударь Степан Тимофеич! Князюшка мой, атаман! Велел бы боярам-то сына мово отпустить на волю. Ведь год уж, как гинет в тюрьме!

Она схватила Степана за ноги, целуя его сапоги, стирая пыль с ярко-зеленого сафьяна.

– Что ты, что ты, мать! Не боярин я! – отшатнулся Разин.

Но женщина крепко вцепилась в его сапог.

– Сыночка спаси, князек дорогой! Сжалься, родимец! – молила она. – Его воеводы держат. Последняя ты надежда моя, Степан Тимофеич! Неужто загинуть в тюрьме?! Вот такой же молоденький паренек! – указала она на Тимошку Кошачьи Усы, важно шагавшего в свите.

– В какой же вине он в тюрьме? – спросил Разин.

– А нету на нем никакой вины! Никакой!

– Как так?

– Что тут дивного, атаман! Сколь народу сидит безвинно! Воеводы лютуют, конец свой чуют, – вмешались голоса из толпы.

– Усовести, атаман, воеводу!

– Вступись-ка, Степан Тимофеич!

– Срамно, астраханцы! – громко воскликнул Разин. – Вона вас сколько, а воевода один. Сами уговорили бы добрым обычаем, по-казацки: за хвост – да и в Волгу!

Разин неожиданно громко расхохотался, и тысячная толпа вокруг взорвалась хохотом.

– За хвост – да и в Волгу!.. – передавали со смаком из уст в уста. – Воеводу – за хвост, да и в Волгу!..

Разин развеселился: он шел с изъявлением покорности воеводам, а народ говорил ему, что он сильней воевод. Бесшабашное удальство охватило его. Он случайно взглянул на окна богатого каменного здания Приказной палаты и увидал в широком окне боярское платье. Разин понял, что сам воевода тайно подглядывает за ним.

Подьячий Приказной палаты, с бородкой, похожей на банную мочалку, выскочил на высокое крыльцо, торопясь увести Степана от глаз народа.

– Здравствуй, честной атаман! С приездом к нам в Астрахань, сударь! – залепетал он, согнув спину и кланяясь, как боярину.

– Здорово, здорово, чернильна душа! Где у вас воеводы?

– Боярин Иван Семеныч тебя поджидает. Пожалуй, честной атаман, в большую горницу, – забормотал подьячий, поспешно распахивая дверь и забегая вперед. – Не оступись – тут порожек, – предупредил он.

– Сроду не оступался! – громко ответил Степан, перешагнув порог воеводской просторной горницы.

За его спиной подымалось по лестнице все казацкое шествие.

Разин заранее сам приготовил хитрый чин и порядок прихода в Приказную палату. Он собирался торжественно поднести свой бунчук воеводам в знак покорности и смирения. И вдруг сам же все спутал.

– Здоров, воевода! Иван Семеныч, кажись? – с порога удало и вызывающе выкрикнул он.

Он знал хорошо, как зовут воеводу, и дерзкое, развязное слово само сорвалось с языка.

Воевода нахмурился.

– Здравствуй, казак! – ответил он раздраженно. – Награбился за морем, воротился? Прискучили басурманские земли?

– С отцом-матерью сколь ни бранись – все родные! Погуляли – и будет! – сказал Степан и, словно желая смягчить свою дерзость, почтительно поклонился. – От кизилбашцев подарки привез тебе, князь Иван Семеныч. Слыхал от персидских купцов, что любишь ты их заморские дары. Давайте-ка, братцы! – кивнул Разин спутникам, сбившимся с установленного порядка из-за его проделки.

Они спохватились, торопливо раскинули по полу для подстилки широкий цветной ковер и на него стали класть, выхваляя свои подношения, золотые кубки и блюда, шелковые халаты, ковры, оружие, перстни...

– Не побрезгуешь, боярин? – обратился Степан к воеводе.

– Кто же брезгует экой красой! – от души произнес Прозоровский. – Не возьму – так пропьешь! Уж ваше разбойное дело такое: нашарпал да пропил...

– И то! – засмеялся Разин. – Спасай-ка добро от пропою!..

– Теперь куда ж, атаман, помышляешь? Мыслишь, сызнова пустим грабить по Волге? – строго спросил Прозоровский.

– Что ты, что ты, князь-боярин! – как-то нарочно и деланно, с дерзкой усмешкой ответил Разин. – На что ныне нам грабить? Мы сами теперь богаты. И так в старых винах винимся царю... Нам бы на Дон, домой, к хозяйкам, к робятам. К ногам твоим воеводским бунчук атаманский свой приношу...

Казаки положили к ногам воеводы бунчук.

Но Прозоровский насмешливо перебил Степана.

– "Бун-чу-ук"! – передразнил он. – Крашено ратовище с любого копья, на три алтына цветной тесьмы да кобылий хвост – вот и новый бунчук!

– Бунчук – войсковая власть! Атаманская честь и знамя – вот что такое бунчук, а не «хвост кобылий»! У меня вон бобровая шуба; бобров-то поболее в ней, чем на шапке боярской. Однако, боярин, не шкурками шапка твоя дорога. Вот так и бунчук! – с достоинством сказал Разин.

– Не учи, казак, сами учены! – остановил воевода. – В царской грамоте сказано не про бунчук. Читали тебе ее?

В этот миг распахнулась дверь в горницу, и легкой походкой, одетый в ратное платье, вошел второй воевода – князь Семен Иванович Львов. С усмешкой и любопытством скользнул он взглядом по дорогим подаркам.