Степан Разин. Книга первая

Разин взглянул на рыжего.

— Лекарь? — переспросил он и ударом ноги швырнул рыжебородого через край струга в волны…

Сергей взглянул на Степана и понял.

— Знатный казак был!.. — сказал он.

Сергей снял шапку и, словно страшась нарушить покой Черноярца, на цыпочках подошел к шатру атамана.

— Ну, царство небесно тебе, Иванка! — тихо сказал он, крестясь. — В своей-то земле бы краше тебя схоронить, да далече!.. Придется на острову закопать беднягу…

Сергей постоял над другом, понурив голову…

— Тридцать три пушечки взяли, Стяпанка! — вдруг радостно выпалил он. — А сколь дувану — не счесть!

— Иди ты… к чертям! — огрызнулся Разин.

— К чертям, к чертям… Что — к чертям?! И мне его жалко. Дык, Стяпанка, на то и казак, чтоб стрелили! Каб корова его забодала аль спьяну под кручу свалился — вот то б горевать!.. А мы его ныне зароем, могилку-то с гору насыпем за то, что казак был хорош. То и слава! А как похороним, то выпьем персицка винца… Хан-то, дурак, воевать собрался — десять бочек вина да забаву-девчоночку взял на войну. С русским народом-то вышел в бобки играться! Вот лапоть! Давай челна-а! — внезапно крикнул Сергей, обернувшись в море.

И молча вдвоем Разин с Сергеем Кривым снесли тяжелое тело Ивана в челн, в последний путь на берег…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ «СЛАВА НАРОДНАЯ»

Попутный ветер

Дозорные от князя Каспулата Муцаловича из Тарков прискакали в Астрахань с вестью, что, по слухам из шахских земель, Разин разбил караван в семьдесят боевых персидских стругов, высланных шахом, взял добычу и после этого стал хозяином заходить в прибрежные селения, требуя дани мясом и свежей водою. И, судя по тому, какие запасы делает Разин, он, видимо, собирается возвращаться домой. Говорили, что на пирушке с каким-то князьком, который принял его подобру, Разин звал его в гости, не куда-нибудь — в Астрахань и обещал, что позволит князьку беспошлинно торговать вином на астраханских торгах. Кроме того, рассказывали, что, подходя к берегам, разинцы, не жалея пороху, нещадно палят из пушек в морскую даль, пугают прибрежных жителей, и хотя никому не чинят обид, но столь страшно обвешаны все оружием, что никто не решается им противиться…

Астраханские воеводы с поспешностью сошлись на совет с митрополитом. Войско Разина представлялось им тысяч в десять. Страшно было и думать, что такой буйный скоп подойдет к астраханским стенам, на соблазн волжской черни, которая целых два года не переставала с восторгом рассказывать, как разбойники били плетьми несчастного воеводу Беклемишева, как часть астраханских стрельцов, забыв присягу, сошла к ворам и как, разграбив купеческий караван, Степан ни горсти хлеба не взял из стрелецкого жалованья.

— Персидские корабли разбил в море. Теперь в нем гордыня взыграла, кинется непременно на нас, — говорил Прозоровский. — Ты, князь Семен, поспешай выходить в море да не жди его на себя, стречай-ка подальше от устьев, в открытом море. Ведь про царскую грамоту вор-то не знает, к стенам подбираться станет. Слышь, в Астрахань в гости звал кизилбашцев. Видно, худое задумал! Да и то, как знать, станет ли он государевой грамоты слушать. Отчаянная башка и безбожник. Моя бы воля, я бы его…

— Стречать вора далеко от Волги, в открытом море, боязно: вдруг он на Терек уйдет, к Гребенским городкам, да и станет поднимать гребенских казаков, а там и выскочит с пушками где-нибудь на Куме, ударится через степи на Дон с пушечным боем, — возражал воеводе князь Львов. — Как мне в открытом море уговорить его, чтобы он пушки отдал?! А в волжское устье впустим да запрем — он тут и смирится!

— С тобой-то в море московские люди уйдут, князь. А со мною в стенах кто останется — гос-споди боже! Сомутить астраханскую рвань к мятежу — одночасное дело. Впустишь в устья его, скакнет под градские стены, чернь ему тотчас ворота настежь… Тогда ты, князь Семен, и сам-то назад в город не влезешь…

Митрополит Иосиф поддержал Прозоровского, уговаривая князя Семена встретить Разина подальше от Волги и спасти от разорения город, божьи церкви и святые монашеские обители. Митрополит благословил стольника иконой и отслужил напутственный молебен для московских стрельцов, выходящих на «вора».

Астрахань готовилась ко всему: у ворот удвоили караулы, усилили дозоры на Волге, укрепляли стены. Первый русский военный корабль «Орел», построенный заботами гостя Василия Шорина, зарядил весь свой боевой заряд и стоял против пристани, готовый к битве.

Разинский караван, измученный десятидневною бурей, шел на север, к русскому берегу. Запасы воды, пока буря носила их по морю, снова кончились. Разинцы шли уже восемь дней под палящим солнцем. Каждый день умирали раненные в бою с Менеды-ханом. Многих трясла лихорадка. Казалось, спасение только одно: во что бы то ни стало прорваться на русский берег, скорее сойти с кораблей, наесться простого хлеба, напиться простой ключевой воды.

Они не хотели и думать о том, как их встретит Русь.