Степан Разин. Книга вторая

— Пусть боярин вокруг оглядится — тогда и увидит, что был неправ. А покуда мы станем всяк свое дело делать. Не то, за нашими вздорами, воры нас всех тут, как кур, переловят, — решительно остановил Урусов поток воркотни. — По своим местам, воеводы!

Подчиниться словам Долгорукого и уехать сейчас в Москву означало бы позабыть о возможности оправдания себя перед царем. Урусов решил во что бы то ни стало оставаться тут, не отдавать Долгорукому свое войско и доказать, что он тоже способен сражаться и побеждать, когда есть достаточно ратной силы. Все воеводы-беглецы были у него расписаны и ранее по полкам, но никто не заставлял их нести службу, и сами они что ни день забывали эту обязанность. С приездом боярина они сами хотели взяться за дело под рукою нового воеводы, отшатнувшись от Урусова. Но боярин обидел и оттолкнул их. Теперь они поневоле стали союзниками Урусова в их общем желании оправдаться перед царем и перед всею дворянской и боярской Россией…

Урусов и Долгорукий встретились лишь через два дня в приказной избе. Долгорукий по-прежнему сурово и сухо сказал, что вот уж два дня ожидает от окольничего передачи его войска и города.

— Ни войска, ни города я, боярин, тебе не отдам и сам никуда не поеду, — ответил Урусов. — Государь не ведал того, что тут, за Окою, творится, а кабы ведал, не указал бы мне бросить все… И ты — воевода бывалый, боярин. Тебе бы уразуметь, что не страха ради я ворам Алатырь покинул. Нежданная сила воров привалила. Не с малыми людьми от них устоять в таком худом городишке, вроде Алатыря. Ратную силу хранил я, когда отошел в Арзамас. Не то ты пришел бы — и Арзамаса не стало бы: тоже сожгли бы его, как Алатырь!

Долгорукий и сам понимал, что неожиданный размах крестьянских восстаний сделал невозможной борьбу против разинцев малыми силами, которые были высланы в прошлом месяце. Еще по пути от Мурома Долгорукий встретил в лесах немало дворян, которые вместе с семьями бежали в Касимов, Муром и в Москву. Беженцы в один голос твердили о наступившей кончине мира и о пришествии антихриста… Опытный в войне, воевода Долгорукий и сам хорошо понимал, что даже его сильных полков будет мало для борьбы и для усмирения края. Еще с пути, угадав обстановку, он отправил в Москву гонца, требуя нового подкрепления своего войска.

Долгорукий совсем не имел намерения погубить, опорочить и осрамить своего старого друга Урусова. Но надо было всех успокоить, добиться того, чтобы люди поверили, что не разинская сила, а только пустой, недостойный страх перед плохо вооруженными мужицкими скопищами разогнал воевод из их городов, что если бы воеводы были достаточно смелы, то давно уже задавили бы всякий мятеж. Потому Долгорукий и слушать не хотел оправданий Урусова, заранее зная, что все, что он скажет, будет вполне справедливо. Но признать правоту Урусова — это значило вслух признать силу Разина. А этого делать было нельзя.

— И в других городах от тебя пошло, — сурово сказал Долгорукий Урусову, — како ты, государев большой воевода, творишь, так и малые воеводишки по уездам… А ворище кричит: я, мол, всех воевод государевых побиваю! Барятинска в битве побил, а Урусов и сам убежал! — со злостью сказал Долгорукий. — Да где бишь еще у вас тут святой угодник, страстотерпец курмышский воевода? С чернью мятежною заедино вышел воров встречать хлебом-солью[45], да так и остался бы с ними, лишь немилость от Стеньки почуял — и убежал… А куды убежал? В болото! Куды же еще? В Арзамас!.. В железы его заковать да послать за измену в Москву к государю! Во Фролову башню отдать палачу! — гремел Долгорукий на всю приказную избу.

— Послушай, боярин… — заикнулся Урусов.

— И нечего слушать, Петр Семеныч! Нечего слушать, князь! — оборвал Долгорукий. — Велел тебе государь к Москве ехать, и мой тебе добрый совет: не мешкав, туды поезжай…

— Как будут воры побиты, и пусть государь тогда меня казнит смертью за ослушание его святой воли, а покуда я не поеду. А курмышского воеводу я выдам тебе, посылай его к палачу. Я сам его в подполе в съезжей избе в колодах держу за его срамную измену…

— А как ты на воров изготовился?! — перебил раздраженнее прежнего Долгорукий. — Воеводы твои убеглые с утра до ночи, у протопопа в дому сойдясь, пьют вино да в шашки играют! Терюшинский воевода с пьяных глаз у лысковского воеводшу отбил!.. Арзамасских людей дотла разорили — кур, гусей, поросят поприрезали дивно сколько! Ропот вокруг… По всему Заокскому краю два воеводы лишь было добрых — в Верхнем да в Нижнем Ломове… Нижнеломовский за государеву честь свой живот положил: в малых людях напал на воров да их атамана нечистого саблей срубил… А его честную вдову пьяницы беглые с троими детьми в чуланчик загнали!..

«Поспела и тут, окаянная баба!» — с досадой подумал о воеводской вдове Урусов.