Степан Разин. Книга вторая

— Погоди, Степан Тимофеич, еще я хотел тебя упредить, — остановил его Ус. — Слыхал я, что ты к боярам в Москву посылал на поклон. К шарпальным делам бояре привычны — тебя и простили. А мы на самих ведь бояр встаем, нам не кланяться им — и прощенья нам не будет.

— До смерти, Василий, прощения не стану молить. До последнего буду биться! — твердо сказал Разин, словно давая клятву.

Опять беспокойные вести

Астраханский воевода Иван Семенович Прозоровский накинул персидский халат на плечи и, ленясь обуваться, босиком зашлепал по дощатому полу, с сонным любопытством поглядывая на оттопыренные и почему-то лихо задранные вверх большие пальцы собственных несколько косолапых ног.

Еще не ударили к ранней обедне, а солнце уже играло в изломах веницейских цветных стекол в окнах воеводского дома, составлявших гордость воеводы. Уютные оттенки нежных сумерек царили в белых сенях.

Две девушки с каким-то ведерком, затаив дыхание, беззвучно выскочили из сеней во двор. Иван Семенович покосился на них с ленивым недовольством, но не окликнул. Он спустился с крыльца во двор. Песок под ногами был слегка уже подогрет утренним солнцем. Воевода сощурился и, пальцами ног загребая песок, пошел в сад. Проходя мимо высокой конюшни, он услыхал уговаривающий низкий голос конюха: «Стой, тпру, стой!» Боярин привстал на цыпочки и через окошко конюшни увидел, как конюх вплетает цветную тесьму в гриву его коня, чтобы волос лежал волнистей и красивее.

«Песий сын, поутру заплетает! Отдеру! Сказано, с вечеру плесть!.. Сколь раз говоришь — толку чуть!» — подумал боярин.

Он беззвучно пошел в сад.

Садовник вышел ему навстречу с полным ситом тепличной клубники — первой ягоды.

— С добрым утром, боярин-батюшка! Накось отведай, — сказал он, протягивая сито.

Боярин захватил горсть из сита, высыпал в рот, смакуя сок, переминался с ноги на ногу, щурясь от солнца, давил языком ягоду, проглотил и ловко стрельнул изо рта в кусты залпом зеленых корешков.

— Зелена! — заключил он.

— Укажи не спешить. Обождать бы денек, то поспели бы лучше, — поклонился садовник.

— Завтре оставь, не сбирай.

— Черешни цветут, боярин. Добры будут черешни. И пчелки на солнышке вьются…

— Ладно. Смороду смотри береги от червя. Пойдем винограды глядеть. Да поставь ты сито, кому оно! Слей водицы помыться.

Садовник поставил сито в траву, ковшом из бочки черпнул воды, только что привезенной с Волги. Боярин подставил пригоршни; умываясь, пофыркивал, трепля мокрую черную бороду.

— Рушничок? — готовно спросил садовник.

— Так лучше, пускай просвежит…

Подставляя легкому ветерку мокрое лицо, боярин пошел по саду вперед. С бороды на халат вишневого цвета стекала вода.

Они пришли на лужайку, уставленную жердями, вокруг которых вились цепкие виноградные стебли. Свежие листики, не крупнее листьев смородины, уже покрывали упругие завитки стволов и зеленых стеблей. Боярин присел на корточки возле них, ревниво щупая пальцами в дорогих перстнях влажность и рыхлость почвы.

— Птичья помета в полив добавил? — строго спросил он садовника, сдвинув густые серебристые брови.

— Во всем — как учили, боярин…

— Добро взрастим, то осенью самому государю, буди он здрав, пошлем в дар…

— На Москву?! Не сопрел бы в пути! — заметил садовник, словно бы виноград уже зрел на стеблях.

— Кизилбашцы из-за моря возят — не преет! Чего ему преть! Учат в стружке держать…

— Мыслю, боярин-свет, собирать его надо не дюже спелым в дальний путь-то…

— Увидим. Купец обещал, армянин, что досмотрит. Как будет спелее, совета даст… Смотри, от червя, ото ржавчины береги…

— Раз по десять на день гляжу, князь-боярин. Куды ни пойду, все опять ворочаюсь сюды.

— Ну, гляди!

Боярин крякнул, вставая, схватился за поясницу. Садовник его подхватил под руку.

— С трудов, сударь, спинка неможет. В баньке с медом парь, пользует… Пчелы медок-то несут!

Пошли к ульям. Тут шла работа: летали к колодам тысячи пчел, гудели, как ратные трубы.

— Несу-ут! — с удовольствием произнес боярин.

— И воску богу, и сладости людям — всего напасают!.. — подхватил садовник.

Со двора доносились ржание лошади, крик павлинов, кудахтанье кур и мычанье коров. Боярин радостно слушал разноголосое пробуждение своего двора.

Он прошел мимо яблонь, любовно потрогал веточки пятилетки, впервые давшей десятка два нежных цветков, осмотрел парники с рассадой арбузов и дынь.

Ударил колокол в церкви. Воевода и садовник истово закрестились.

— Пора за труды! — со вздохом сказал боярин.

Он пошел из сада. Садовник его провожал…

— Киш, проклятые! Киш, ненасытные глотки! Киш, черти хвостатые, прости господи, киш! — вдруг закричал садовник, со всех ног кинувшись к ситу клубники, оставленной на траве, которую с жадностью дружно расклевывали нарядные воеводские павлины…

Нехотя, важно павлины покинули опустошенное сито. Садовник понял причину несчастья, направляясь к отворенной калитке: боярин, войдя в сад, оставил калитку чуть приоткрытой. Жалкая горстка ягод краснела в сите печальным остатком птичьего пиршества…