Степан Рулев

Наверху, в крошечной комнате без окон, сидела на полу, перед выдвинутым из-под кровати сундуком, девушка лет шестнадцати. Это было странное существо. Черное старенькое платье, плотно обхватывавшее ее гибкую талию, смуглое лицо, полузакрытое худенькими пальцами, большие глаза, смотревшие на все необыкновенно спокойно и кротко, — вот ее портрет. Это была странная девушка. Она сидела на полу и задумчиво смотрела на крышку сундука, оклеенную картинками. На этих картинках были танцовщицы с лентами в руках, охотники в шляпах с перьями, попугаи, турки в чалмах, обезьяны, олени — всё существа, которых этой девушке никогда не случалось видеть. В полурастворенную дверь из соседней комнаты пробирались лучи заходящего солнца и светлой полосой падали на блестящие черные глаза девушки и общество, собравшееся на крышке сундука. Странная девушка рассматривала картинки и тихо пела грустную песенку, напоминавшую тихий плач покинутого ребенка. Потом она встала, задвинула сундук и вышла в соседнюю комнату. Здесь у окна сидела другая молодая девушка и шила какое-то богатое платье. Эта девушка была очень красива; только во взгляде ее, в выражении бледного лица и во всех ее движениях было что-то усталое, точно после бессонных ночей и тяжелой работы. Ходит ли она по комнате — ходит тихо, задумчиво; сядет мимоходом на окно, сложит на коленях руки, долго, опустив голову, смотрит на эти бледные, усталые руки и опять тихо встанет, — начнет ходить.

Странная девушка тоже села за работу.

— Ты не устала сегодня, Плакса? — спросила ее подруга.

— Нет, Саша, — отвечала странная девушка. — Я люблю работать и думать о чем-нибудь…

Саша облокотилась на окно и долго смотрела в сад.

— Скучно, Плакса, работать и думать, — сказала она: — чем больше думаешь, тем горше станет. Горько работать в такое время.

Время было хорошее. В саду было свежо и прохладно; в аллеях белели сирени, много виднелось цветов; кричали птицы, а вдали солнце ложилось за рекой, и блестящая река точно звала освежить в ней усталое тело, плыть в ее светлых волнах, пока кровь не потечет быстрее в одеревеневших от утомления членах. После сидячей работы в жаркой комнате неудержимо тянуло на вольный, здоровый воздух; молодые силы просили движения.

— До смерти скучно думать, — повторила Саша, опять принимаясь за шитье. — Тебе не хотелось бы иногда умереть, Плакса?..

— Нет… не знаю, сестрица… Я видела, как умерла богатая барыня. В церкви было так чудесно — светило сверху солнце, пахло ладаном, пели так тихо и печально… Ах, сестрица, как это хорошо и печально пели, и как мне плакать хотелось от этого пения… Нет, я не хочу умереть.

— А я так хотела бы умереть, — сказала Саша.

— Нет, сестра, пожалуйста, не думай об этом, — заговорила Плакса, подняв от работы голову и с умоляющим видом смотря на Сашу. — Мне без тебя скучно будет; я все стану вспоминать, какая ты была красавица и добрая, и мне очень тяжело будет.

Вошел Рулев младший, поклонился и быстро оглянул комнату. Плакса сделала ему уродливый книксен.

— Мне сказали, что Андрей Никитич здесь, — спокойно сказал молодой человек.

— Он на балконе, — ответила ему одна из девушек.

С балкона вышел и сам Андрей Никитич, бледный молодой господин с ненормально блестящим взглядом.

— Брат! — сказал он, смутившись, и точно будто ожил и выпрямился, смотря на сильную и здоровую фигуру младшего брата.

— Здравствуй, — тихо сказал Рулев младший, крепко сжимая своей загорелой рукой худую руку брата.

— Совсем приехал сюда? — спрашивал Андрей Никитич.

— Не думаю.

— С отцом виделся и говорил?

— Говорил.

— Что же? как?

— Да он, как видно, ничего не имеет мне сказать — я ему тоже, — спокойно и не понижая голоса, ответил Рулев младший. Старший брат хотел было задуматься, но Рулев опять заговорил:

— Мы, кажется, в чужой квартире, — напомнил он.

— Нет, это свои, — ответил Андрей Никитич и рекомендовал его швеям.

— Видно, вы в магазин работаете? — спросил гость, взглянув на богатое шитье.

— В магазин, — ответила Саша, оставив работу.

— Плата, значит, должна быть не очень хорошая.

— Жить теперь можно, — тихо ответила Саша.

— Теперь только разве?

— Иногда бывает трудно: работа надоедает до того, что шить не хочется, — также тихо пояснила Саша и опять принялась за работу.

— Перестань, пожалуйста, сестрица, — перебила ее Плакса, — зачем умирать?

— А вам, Плакса, такие мысли разве не приходят в голову? — спросил Андрей Никитич.

— Нет, — сказала она. — Я люблю работать и думать, обо всем думать.

— Зачем же вас зовут Плаксой? — ласково спросил младший брат, смотря своим светлым взглядом на странную девушку.

Плакса подняла на него свои спокойные большие глаза и улыбнулась.

— Меня прежде звали Евпраксой, а одна сердитая женщина стала звать меня Плаксой, и с тех пор все так зовут, — сказала она, облокотившись на стол своей худенькой ручкой и спокойно смотря на загорелое лицо молодого человека.

— Какая же это сердитая женщина? — спросил опять Рулев младший.