«Пациенты» попались упертые. Никто из них не хотел сделать первый шаг к счастью. Даже настолько маленький. Страхи, комплексы, гордыня. Эх.
Мужчину убедить не удалось. Под конец он замкнулся в себе, решив, что главное в его жизни — работа. А вот женщина сдалась. Степанида почувствовала отклик и согласие. Да, она сегодня распустит волосы, наденет красное платье и пойдет в больницу, хоть сегодня ее выходной. Но у него, ведь, ночное дежурство… и…
Степка «послала» ей на прощание идейку надеть красивое белье и без сил рухнула на стол. «Тяжелая это работа, из болота тянуть бегемота!»
— Хозяюшка, что же ты, умаялась так, голубушка!
— Чего причитаешь, Лукерья? — пролепетала заплетающимся языком.
— Егорыч, снеси хозяюшку в опочивальню… — услышала тихое и ухнула в темноту.
«Делавши, смеялись, а сделавши, плачем»
Очнулась в кровати, под толстым одеялом. Голова раскалывалась, руки тряслись, а все тело было липким от пота. Степанида пощупала волосы и ничего не поняла. Она словно из душа.
— Л-лукерья, что… со… мной?
— Вот, испей, хозяюшка, — в руки ткнулась большая чашка, — дедовой наливочки.
— Мне же нельзя алкоголь, — слабо запротестовала.
— Испей, силов лишилась, голуба наша, — уговаривала ласково и Степка поддалась, сделав несколько глотков, — до дна…
Дедова наливка дело свое сделала, через время женщина почувствовала неспешное возвращение сил.
— Я даже не почувствовала, что устала, — сказала она, — фу, а вспотела, как после тренажерки! Егорыч, затопишь баньку?
— А как же, барышня! — загудел охоронник.
— Как думаешь, у меня полу… — да вот только договорить у Степаниды не получилось, раздался треск, словно, дом на двое раскололся, кровать ходуном заходила, а левую грудь обожгло. Степанида заорала не своим голосом, за грудь схватившись.
А когда дом дрожать перестал, отлепила футболку и воззрилась на клеймо, выжженное над левой грудью.
— А-а-а, бл*** это что такое, Лукерья? — даже не прокричала, провопила Степанида.
— Ох, х-хозяюшка, радость-то какая, первОй знак Слагалицы, — проблеяла до тошного счастливым голосом, охоронница, — вышло у тебя! Вышло!
До Степки дошло, что Лукерья имела ввиду, поэтому сорвалась с места, добежала до компьютера, чтоб успеть увидеть, как на рабочем столе загорелась, замигала фейерверками иконка «Программа Любви». Два разъединенных сердца слились воедино, значок мигнул и исчез, словно и не было.
Пустяшнее — легче;
Честная — здесь девственница;
Свербит — чешется;
Непраздная — беременная (здесь нервная, как беременная);
Королобый — тупой;
Баламошка — дурачок;
Ерпыль — низкий;
Бесная — безумная.
Глава 18
«И не думано, и не гадано»
Степанида опустилась на табурет и выдала:
— Фикс твою траблу, жеванный торт!
— Ась? — прошептала Лукерья.
— Тихо, Лукерья, у меня катарсис, дай минуту… — пролепетала, находясь в высшей степени потрясения от полученного результата. Это тебе не просто ТЗ выполнить. Тут ты вершитель судьбы…
— От радости сбрендила, поди…
— Цыц, расщеколда! — шикнул Егорыч, — прОсють же по-людски…
— Утихни сам, хобяка!
— Я все слышу!
— Мовчу-мовчу…
— Не знаю с чем сравнить, это кайф, драйф, отпад, товарищи! Неужели получилось? Я это СДЕЛАЛА? Да? Я соединила две души? — Степка часто-часто заморгала, отгоняя слезы.
— О-о-о, давай теперича зарюмсай!
— Так и есть, барышня! Поклон низкий, Слагалица Вы, наша!
А Крапивка по голове сквознячком погладила.
— Спасибо, вам большое, ох, пробрало меня. Аж водочки бахнуть захотелось. Да с сальцем на черном хлебушке, а лучше с хреном… — Степанида потерла лицо, эмоции прогоняя.
Тут же на столе появился граненный запотевший стакан, наполненный до краев, а рядом блюдечко с тремя бутербродиками на бородинском. Один с сальцем, перекрученным с чесночком, второй с килечкой и зеленым лучком, а третий с колечком мясного рулета, да с розовым хреном на верхушечке.
Степанида хотела было заметить, что ей всего этого нельзя, но не удержалась. Такое событие надо отметить!
— Ну, с почином, товарищи! — зажмурилась и сделала глоток, — у-у-х! Хороша! Пробрало! — поморщилась, кулачки сжала, выдохнула и первым бутербродиком закусила.
— Чаво цедишь, аки квас? Опрокинь до дна, и марш в опочивальню!
— Прав ты, Егорыч, Лукерья вздорная баба! — вздохнула Степанида, но послушалась. Употребила остатки горилки, закусь за щеки запихнула и побрела в опочивальню.
— Е-егорыч, отменяется банька, что-то я совсем без сил, типа вагон навоза выгрузила… — залезла под одеяло, как была во влажной одежде, — и ожог болит… — с этими словами и заснула.
Приснился Степаниде абсолютно некстати эротический сон… Идет она по пустому коридору, одетая в один лишь белый халат, даже без белья. Торопится, каблучками цокает. В груди горит огонь нетерпения. Но ее ли этот огонь?