Степанов и Князь

— Нет, Индокитай мне больше по вкусу и нраву. Сиамский залив. А в Миссолунги придется читать Байрона и танцевать сиртаки. О чем я? Так вот, пишут и пишут, — продолжала Майя, справедливо находя этот свой предмет много интереснее странных и несмешных шуточек сомнительного члена-корреспондента. — Как у нас в редакции когда-то. Пока мы с мужем не уехали в Голландию, я в редакции работала, — пояснила хозяйка. — В Культуре отечества, была такая газета. Заместителем главного. Главный один на всю редакцию мужик, остальные бабы. Вы не поверите, ничто так не вредит отечественной культуре, как женский эгоизм и стремление отточить на подчиненных свою волю к власти.

Слушатели не удивились, скорее, были согласны: многие начальницы, едва займут кресло и примутся руководить дамским коллективом, мигом теряют все феминистские склонности и гендерные предрассудки.

Раздался телефонный звонок.

— Да, Григорий. Нет, Григорий. Не могу говорить, Григорий, у меня гости. Какие-какие, не дури, Григорий. — И она дала отбой.

— Это так, один здешний милиционер, — пояснила она с досадой и напускной небрежностью, — проверяет, все ли в порядке в моем кооперативе.

— Расскажите же нам о себе подробнее, Майя, — предложил Семен слишком сладким, кошачьим голосом, наверное, решил вздремнуть под сурдинку. Умному же Князю звонок милиционера не понравился.

И Майя решилась и рассказала. Вот этот незамысловатый рассказ.

Начала она с детской, чуть жалобной интонацией — так бывалые женщины излагают свою обширную биографию, когда хотят расположить к себе слушателей:

— Жизнь, вы помните, не всегда была такая поганая. Прежде было мало продуктов, но все пели и ходили в туристические походы. Как писал один мой давний знакомый поэт, Ах ты, русская душа, / Нет тебя чудеснее, / Даже чёрте чем дыша, / Выдыхаешь песнею. Он был из Новгорода, не знаю — умер ли. Начну с начала. У мамы с женской школы осталась подруга Лида Гончарова. Ее дразнили Натальей Николаевной, а учитель физкультуры — они называли его мучитель — говорил о себе по-пушкински, когда Надя прыгала через коня, что, мол, огончарован. В школе ее звали Гонча. Она жила на Поварской, ближе к бульвару. Вы знаете Поварскую, потом она была Воровского, теперь вновь Поварская. В жизни у Гончи было четыре мужа: первый из прокуратуры, второй замдиректора авиационного завода, про третьего скажу отдельно. А последний ее муж был на десять лет младше, тут она была счастлива, он умер первым от полиомиелита. Сама Гонча никогда не работала и умерла от рака желудка. У нее был музыкальный слух, но музыке она не училась, отец рано умер, и денег не было. У моей мамы тоже был слух, ее учили играть на виолончели. Но когда отец, журналист и переводчик, ушел из дома и женился на молоденькой, от виолончели отвалился гриф и осталась одна дека. В детстве там жили мои куклы. Отец позже тоже умер от обширного инфаркта, когда я уже закончила институт. С первым мужем тогда я уже разошлась — у меня ведь тоже был первый муж. Предпоследним мужем Гончи был писатель Прогибин, вы не знаете, но тогда его все знали. Он тоже умер, но в старом возрасте, и после Гончи он еще два раза женился, зачем-то на поэтессах. Вам интересно?

Слушатели усердно закивали, а встрепенувшийся Семен, воспользовавшись паузой, глотнул самогонки с цедрой.

Майя продолжила:

— Я по жизни мужчин слушала, они нет-нет да и скажут что-нибудь дельное. Я от них больше узнала, чем за все пять лет в полиграфическом институте. О подругах этого не скажешь, они — про мужиков, а я про мужиков и сама все знаю. В первый раз я вышла замуж в конце второго семестра девочкой. За сокурсника. То есть сначала он меня соблазнил и я потеряла девственность, а потом вышла, это было заветное правило у девушек нашего возраста — выходить замуж за первого. Он, кстати, тоже хотел быть художником, а теперь, кажется, детский писатель. Додофеев, может, слышали?

— Додик! — в один голос воскликнули слушатели — даже Семен проснулся. — Вот те на! Ну надо же… Вот совпадение, ядрена корень! Да-да, у него ж до Ирки еще жена была, как же, как же. Майя, точно — Майя!

— Эх, Мишка, жаль все-таки, мы его с собой не взяли.

— Во-первых, с тех пор как он впервые увидел свою жену на эскалаторе метрополитена, он двадцать два года так счастливо женат, что уже не может пуститься в путь, — сказал Князь рассудительно. — И потом, сейчас он в кои веки взялся за серьезную работу. И было бы неверно его отвлекать.