Степанов и Князь

Князья Шишовы, справьтесь в Википедии, ведут свой род от Рюрика, но и от Гедимина тож. Первый Шишов, прозванный Шиш, имел уделом Ржавскую волость по берегам реки Ржавки. От него идут три ветви, наш Шиш был из правой, от боярина Шиша. Герб их рассечен надвое, в левой половине на голубом фоне архангел Михаил с мечом в правой руке, на другой — одноголовый орел на золотом фоне в шапке, венчанной большим золотым шишом. Род многократно пересекался и с Барятинскими, и с Голицыными, и со Щербатовыми, что ж, дворяне все родня. Род внесен в двадцать шестую часть родословной книги Ржавской губернии. Поскольку само слово шишъ, точнее шишара, татарского происхождения, то востоковед А.Б. Восков-Годуновский вполне допускает тюркское происхождение рода, может быть от волжских булгар. Уж с семнадцатого столетия Шишовы занимали высокие должности. Были в нем и окольничие, и стольники, и фавориты, двое из которых титуловались светлостями, были и воеводы, по имени одного из них назван Шишов холм на Патрикеевом поле, где состоялась историческая битва с зулусами; столицу волости пришлось, правда, сжечь самим ее жителям, а крепость самим же разрушить, чтоб не взял враг, но в Ржавской губернии потом долгие века праздновали эту победу. Были генералы, и дипломаты, и шуты при дворе, и фрейлины, и гвардии капитаны, и статс-дамы, и родственники декабристов, и покровители искусств, и меломаны, и собиратели, был один инок, старцем прославившийся под именем Сафоний, был даже ботаник. Один из князей Шишовых ухитрился даже заделаться католическим миссионером в лесах Амазонии, другой участвовал в знаменитом Ледяном походе. Одному из Шишовых приписывают изобретение самогонного аппарата с медным змеевиком. Некий сочинитель Ермолай Шишов, затмивший бы и Аксакова-старшего, и Тургенева, когда б не завистники, прославил родовое имя книгами конных путешествий по средней полосе, вдоль реки Оки от Тарусы до Мурома. А вот Мишка Шишов по внутрицеховой кличке Шиш, совпадающей с именем пращура, как и его три старших брата, богатыри на подбор, от отца-князя, человека трудной судьбы, чудом выжившего и в немецком, и в советском лагерях, подался в художники, закончив прикладное училище имени Девятьсот пятого года. Но те были уж бонзами, один заведовал комбинатом, другой был главным художником крупного издательства, третий имел собственное дело, а младшенький болтался, выполнял мелкие заказы, что подкидывали братья, но всякий раз выходило неудачно. Скажем, из последней конторы Князя выперли за плакат по заказу почтового ведомства. Он изобразил двух разнополых почтальонов полуодетыми, сумка с письмами на полу и подпись успеем; сначала хотел однополых, потом решил, что будет резать глаз, да и был гомофоб. В другой раз с приятелем по ремеслу, неким Додиком — от фамилии Додофеев, — самодеятельным художником-рецидивистом, подрядился расписывать церковь под Подольском, но на третий день они были изгнаны батюшкой мало что за табакокурение в храме, так еще и за винопитие.

Съехав из Мнёвников, обитал князь Мишка Шишов, свободный художник, в Бескудниках, в наемной однокомнатной квартире, которую упорно называл мастерская. От художнических дней и трудов были там одна рейсшина, несколько кусков картона грязного тона да немытая чайная посуда в раковине на кухне. И Князь, чем тащиться домой на своем разбитом джипе «чероки» 1991 года выпуска по забитому Дмитровскому шоссе, предпочитал оставаться на ночь в мастерской друга Семена в самом центре города, в бывшем дворянском районе Москвы.

Дело в том, что тесть Семена был некогда успешным художником Детгиза, то есть оформлял книжки для детей за неплохие деньги. Он был родом из Киева, тогда как его жена, мать бывшей жены Семена, родственница залетных грачей, — из Костромы. Тесть также придумывал книжечки-раскраски для издательства Малыш, типа какую шапку носит дом, чтобы малыши акварелькой закрашивали сено, шифер и листовое железо. Детский художник имел мастерскую, располагавшуюся в центре треугольника, в углах которого — резиденция патриарха, ресторан грузинской пищи У тети Нины и стеклянный цех, в котором скульптор Вера Мухина лепила до последнего Рабочих с Колхозницами и, поговаривают, придумала граненый стакан.

В порядке отдыха от платных трудов, для души, тесть расписывал деревянные разделочные досточки веселыми и добрыми цветными рисунками. Никогда не скабрезными, в отличие от хулиганистого охальника зятя, изображавшего сношающихся солдат, и дощечки эти и после смерти автора висели по стенам рабочей комнаты Семена, заодно столовой, вкруг стола для закусывания и распивания. Кстати, там же неподалеку был и дом тургеневской мамаши, умучившей глухонемого Герасима с его Муму, каковую историю поведал миру благодарный сын, сидя в тюрьме под трехдневным арестом за фрондерское посмертное слово о Гоголе.