Степень отчаяния (СИ)

В ванной плещу холодной водой на разгоряченное лицо - и безрезультатно.

Ее полотенце все еще хранит запах ее духов. Шампунь. Зубная щетка голубого цвета. Кажется, в этом зеркале до сих пор отражаются наши донельзя счастливые лица.

- Полин, а чем это у нас так вкусно пахнет?

- Блинами

- Ничего себе. Так, давай их сюда.

- Так…Приятного аппетита. Держи.

- А ты правда сына Андреем назвала?

- Правда. Сначала думала Кириллом, а потом передумала.

- Ты говорил,что соскучился, или мне показалось?

- Нет, не показалось.

- Ясно…А я вот тоже соскучилась.

- Поль, какая же ты молодец,что приехала!

Несколько минут я бездумно слоняюсь по квартире, и все это время в ушах настойчиво рефреном бьется: “Выживших не обнаружено.”

В дверь стучат, и я плетусь встречать папу. Распахиваю дверь - и не веря своим глазам, смотрю на своего гостя.

Это вовсе не мой отец. На пороге стоит Яна.

- Ты что здесь делаешь? - тихо произношу я.

Не слушая меня и не отвечая ровным счетом ничего, Самойлова шагает вперед и обнимает меня: - Андрюш, я все знаю. Я не знаю, что тебе сказать.

Это служит настоящим прорывом плотины, и слезы сами льются из слез, когда я неуклюже обнимаю свою бывшую жену.

========== 3. Кто я? ==========

POV Полина

В мое сознание упорно вторгается неприятный въедливый писк. Я чуть открываю глаза - и тут же сощуриваюсь. Меня окружает ослепительный белый свет. Белые стены, белая мебель, белая холодная простыня, на которой я сейчас лежу.

- Очнулась? - молоденькая девушка в белом халатике и белой косынке на голове.

Я хочу что-то сказать, но во рту болезненно дерет, и сухие губы никак не желают озвучивать хоть слово.

Девушка понимающе кивает, наполняет водой из графина стаканчик и подносит его к моим губам. Я протягиваю руки ей навстречу, тут же чужие ладони одергивают меня: - Лежи, лежи!

Я с болезненным недоумением понимаю, что из моей руки торчит иголка капельницы, по трубкам которой течет какая-то жидкость.

Вода оказывается как раз кстати, смачивая пересохшее горло. Я глотаю ее с жадностью, а потом емкость поспешно убирают: - Больше тебе пока нельзя, извини, - виновато говорит медсестра.

- Где я? - я произношу, наверное, самую банальную в мире фразу. - Что произошло? - голова неприятно гудит, словно кто-то методично вонзает в нее штырь.

Девушка смотрит на меня с жалостью, а потом быстро касается моей руки:

- Пожалуйста, не двигайся и не переживай, я сейчас позову главврача, - с этими словами она уносится, а я еще несколько минут смотрю на захлопнувшуюся дверь, стремясь связать все ниточки в моей голове.

А почему надо звать главврача?

Ждать долго мне не приходится. В помещение стремительно врывается немолодой лысеющий мужчина и сразу падает на стул рядом с моей койкой.

Не нравится мне, как он на меня смотрит.

- Как вы себя чувствуете? - деликатно осведомляется он.

- Голова очень болит, - признаюсь я.

Во взгляде мужчины отражается что-то странное, и он протягивает руку, описывая круг вокруг головы: - Где болит и как?

Я сосредотачиваюсь, пытаясь поточнее описать:

- В правом виске начинается и насквозь проходит, а на фоне шум, - медленно, взвешивая каждое слово, произношу я.

Доктор кивает, а потом вскидывает вверх ладонь:

- Сколько пальцев я показываю?

- Два, - изумленно отвечаю я. - Да что случилось-то?

Врач задумчиво смотрит на меня:

- Извините, как вас зовут?

Я открываю рот и не могу произнести ни слова.

Как меня зовут? Почему я не могу вспомнить?

Паника захлестывает с головой, датчик в изголовье жалобно пищит, и доктор тут же реагирует: - Успокойтесь, пожалуйста, я сейчас все объясню. Пассажирский поезд сошел с рельс, мы нашли вас на обочине, всю в крови, и весь персонал боролся за вашу жизнь. А потом вы несколько дней не могли прийти в себя. Но есть одно “но” - при вас не было никаких документов, и мы не смогли связаться с близкими. Так что наша последняя надежда была на то, что вы расскажете нам все, когда очнетесь.

Медсестра украдкой шепчет что-на ухо мужчине, и тот тут же произносит:

- А, извините, я забыл. К счастью, плод не пострадал.

- Плод? - в ужасе переспрашиваю я.

Оба с жалостью смотрят на меня, во взгляде медсестры читается боль.

Я беременна, и этого не помню. Я не помню ни своего будущего ребенка, ни его отца.

Как такое возможно?

Я ощущаю приступ головокружения, к глазам подступают слезы. Датчики разрываются, что еще больше добавляет головной боли. Главврач мягко сжимает мое запястье: - Не переживай так, - он резко переходит на “ты”. - Попьешь лекарства, все вспомнишь, вот увидишь!

- Кто-нибудь еще выжил? - я сглатываю ком.

Медсестра отрицательно качает головой, и я хмурюсь:

- Поэтому вы не сообщаете о том, что я жива? Чтобы не давать людям лишних надежд? - слова вылетают изо рта с трудом. Столько жертв…

- Сначала мы пытались спасти тебе жизнь, - укоряет доктор. - А потом да, из-за этого. Диана, потом будешь давать ей три таблетки в день, - он быстро черкает что-то на листке и протягивает девушке. Медсестра с готовностью кивает, изучив написанное, и с улыбкой смотрит на меня: - Все будет хорошо.

Дверь хлопает, и оба исчезают.