Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

В торговле со степью, с сираками и другими сарматскими племенами меоты уже выступали в роли старших партнеров, ибо уровень их ремесла был значительно выше. Мы не имеем никаких материальных свидетельств собственно сарматского импорта (торговля медью для сарматов была, вероятно, транзитной). Меоты заимствовали типы сарматского оружия, но вряд ли сарматы были в состоянии сколько-нибудь широко снабжать им многочисленные меотские племена. Более вероятно обратное. Кочевники могли поставлять скорее всего продукты скотоводства — собственно скот, кожи, сыры, масло, шерсть, шерстяные ткани.

Наконец, нельзя исключить транзитную торговлю и для меотов. Они могли вместе со своей керамикой распространять и греческую продукцию.

О социальном устройстве по археологическим материалам всегда судить трудно. Мы можем, очевидно, принять за исходное, что в начале своей истории меоты находились на стадии родо-племенного строя. Об этом свидетельствует, в частности, деление на локальные группы, проявляющееся и в материальной культуре. Вероятно, намеченные группы соответствуют племенам. Первоначально они были не очень велики, но потом, в результате естественного прироста, достигли значительных размеров. Приближенные расчеты для Усть-Лабинской группы показывают, что племя во II–III вв. н. э. могло насчитывать уже десятки тысяч человек и внутренняя структура такого племени, естественно, должна была претерпеть значительные изменения. Первоначально поселения представляли, очевидно, родовые поселки. В них должны были жить группы от нескольких десятков до сотни человек, что вполне согласуется с нашими представлениями о численности рода. А племя в момент появления на Кубани могло насчитывать от нескольких сотен до тысячи человек. К концу меотской истории мы застаем большие меотские поселения. В некоторых из них должно было проживать по нескольку тысяч человек. Род мог сохраняться и в этих условиях, но такое поселение уже явно не было родовым. Соответственно и управление им уже не могло осуществляться родовыми институтами — должна была возникнуть какая-то надродовая или внеродовая администрация. Она могла как угодно маскироваться под старые родовые институты, но она была уже качественно иной, по существу не родовой, а территориальной, как и сама община. То же касается и племенной организации. Во главе многотысячного «племени» должно было стоять уже качественно иное «правительство», чем прежде. Этот процесс ускорялся, вероятно, тем обстоятельством, что с VI в. до н. э. меотские племена вступили в тесный контакт с греческими колониями, а с IV в. до н. э. были включены в состав Боспорского рабовладельческого государства. Надо учитывать, что еще до появления греков местное меотское население проделало большой путь в сторону разложения родового строя, ибо в Прикубанье уже в эпоху бронзы наблюдается значительное имущественное расслоение. В протомеотских памятниках, как мы их сейчас знаем, нет существенной дифференциации, но, думаю, это объясняется в основном уровнем наших знаний. В VI–IV вв. до н. э. развитие зашло уже так далеко, что единство вождей и рядовых членов племени не должно было восприниматься как обязательное условие. Это положение было вскоре поддержано всей мощью Боспора. Выделяются знать младших рангов, помогавшая вождю в управлении или управлявшая бывшими родовыми поселками, дружинники, профессиональные воины-всадники. Таким образом, меоты в силу внутреннего развития в IV в. до н. э. были готовы к переходу на государственную (не племенную) структуру. Этим, видимо, и объясняется относительная легкость подчинения их Боспору. Если говорить коротко, то для Прикубанья положение представляется следующим образом: сохранив остатки родо-племенной организации, меоты оказались включенными в состав рабовладельческого государства. Конечно, надо учитывать, что по мере удаления от границ Боспора ситуация изменялась.

И еще одно обстоятельство. Мы старались показать, что локальные группы обладают устойчивостью, что возникшее вначале деление сохраняется в течение многих веков. Это справедливо для Краснодарской и более восточных групп, для оседлого земледельческого населения. Но у границ Боспора происходят все время какие-то передвижения. Мы знаем из письменных источников о двойном переселении язаматов (Каменецкий И.С., 1971а), что как будто подтверждается возникновением и исчезновением поселений на р. Кирпили и возникновением их на Дону. Из тех же источников мы знаем о неких аспургианах, появившихся и исчезнувших. Памятники на предполагаемой земле дандариев совсем не подтверждают непрерывность развития. Причины, заставлявшие земледельческое население менять место обитания, должны были быть очень значительны. Соседство этих «движущихся» племен именно у границ Боспора говорит, по-видимому, о значительной роли верховной власти — племенной или государственной, настолько сильной, что она могла преодолеть инерцию оседлости. Сказанное нами говорит и в пользу того, что родо-племенной строй у меотов уже клонился к закату.

Сираки[7]