Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

Больше всего мы говорили о сарматском влиянии. Однако к III в. н. э. внутри сарматской конфедерации уже созрело и стало выделяться аланское объединение племен. Это не была «решительная смена» одного населения другим в прикаспийских степях, ибо культура алан генетически связана с предыдущей. Иногда для указанного времени даже говорят об «аланорсах» (аланы + аорсы) как о населении первых двух-трех веков нашей эры (Смирнов К.Ф., 1950а, с. 106–113). Передвижению алан на Кавказ способствовала и битва с кочевниками-гуннами в 372 г. Спасаясь от полного разгрома, некоторые аланские племена стали искать убежища в горах Кавказа. Показателем их пребывания в местных ущельях служат ювелирные изделия «полихромного стиля» с обилием цветных камней и стекла, покрытые яркой позолотой. Погребальными памятниками, содержащими такие предметы, являются захоронения в катакомбах, возникающие в горах с этого периода. Они хорошо известны для Чечено-Ингушетии.

Однако не только аланы оставляли подобные некрополи, хотя одно время все катакомбы готовы были связывать с ними (Кузнецов В.А., 1961). Сейчас некоторые специалисты считают, что катакомбы несколько вытянутой формы, напоминающие кибитку, оставлены хазарами. Они заполнены своеобразным инвентарем (Магомедов М.Г., 1983, с. 61 сл.). В связи с этим можно было бы сделать вывод: аланы не заходили в Дагестан, и их культура не оказала какого-либо влияния на быт местных народов. Но не все так просто. Южнее г. Дербента на возвышенности Паласа-сырт у селения Рубас В.Г. Котович раскопал пять курганов с катакомбами. Они содержали достаточно богатые захоронения IV–VII вв. н. э. Их инвентарь аналогичен памятникам аланской культуры, хотя он численно невелик и относительно беден (зеркала с срединным ушком, бронзовая пряжка, фибулы с подвешенным приемником, настовые бусы, сосуд с ручкой и проч.; табл. 116, 8-10, 12, 13). Могильник, по мнению исследователя, оставлен маскутами — племенем, близким аланам (Котович В.Г., 1959, с. 148–156; Очерки истории Дагестана, 1957, I, с. 32, 33). О них упоминает армянский историк V в. н. э. Фавстос Бузанд как о народе, имевшем «царей» (Фавстос Бузанд, 1953, с. 11, 12). Сейчас здесь исследуется поселение, дающее право говорить о переходе его обитателей к оседлой жизни (Гмыря Л.Б., 1986, с. 11, 12).

Данный факт, указывающий на столь глубокое проникновение в южную часть Дагестана инородного населения, требует дальнейшего изучения. Это тем более важно, что в промежуточных местах страны аланские древности не найдены.

В конце IV в. н. э. в северную, приморскую, часть Дагестана проникают орды гуннов. Иногда даже говорят о «гуннских» городах, но, вероятно, заблуждаются, так как пребывание под кровлей считалось у гуннов небезопасным (Аммиан Марцеллин, XXXI, 4). Видимо, речь идет о городах (городищах), созданных местным населением — дагестанцами. Оседлые «белые гунны», о которых иногда упоминают источники (Пигулевская Н.В., 1941, с. 37, 38), могли быть опять-таки местными племенами. Так вполне обоснованно предполагают В.Г. Котович и А.В. Гадло, давшие интересные очерки этого периода (Очерки истории Дагестана, 1957, I, с. 30, 31; Гадло А.В., 1979, с. 9–48, 126 сл.). Однако описание эпохи, связанной уже с ранним средневековьем, выходит за рамки скифо-сарматского времени.

Мы меньше всего говорили о социальном строе и хозяйстве местных народов в изучаемый период. Они не были стабильны, ибо зависели от близости к городам и торговым путям, к местам наиболее интенсивной жизни (История Дагестана, 1967, I, с. 94–104).

Заключение