Кордона не было. То есть, возможно, он был, но проезд перегораживала стена высотой в три человеческих роста, если не больше. Снег перед стеной был расчищен и свален с наружной стороны получившегося рва. Подъехать можно, но только в одном месте. Лезть к самой стене Сиплый не решился. Пенёк вылез наружу, пересек ров, потрогал стену, повернулся к бригадиру:
— Лед! Без базара!
— Не ори! — негромко приказал Сиплый. — Сюда иди.
Он не считал себя слишком умным, но Пенёк иногда поражал своей тупостью и недисциплинированностью. Гремучая смесь! Впрочем, у этого сочетания были и положительные стороны. К примеру, сам Сиплый щупать стену не пошел бы ни за какие коврижки.
— А где наш рояль? — поинтересовался вернувшийся Пенёк.
— В кустах! — огрызнулся Сиплый.
Фразу "рояль в кустах" он слышал в пересылке, ещё до получения погоняла. Два футцана ботали на какой-то странной фене. Суть разговора Сиплый не уловил (хотя и пытался), но фразу запомнил, и время от времени применял в самых разных ситуациях. Иногда даже по делу.
— В каких кустах? — не понял Пенёк.
— Неважно, — отмахнулся бригадир. — Не нравится мне это. Давай волыны достанем.
Пенёк вытащил из кабины "Сайгу". Сиплый вздохнул. Пеньку проще, судимости у него нет, ствол официальный, по охотничьему билету куплен. А Сиплому ежели возьмут с волыной — новая ходка. Вот и довольствовался стареньким "Макаровым": больше для попугать, чем для боя, зато не так заметно. Впрочем, если удастся укрепиться в бригадирах, можно и посерьезней что завести: Назгул прикроет.
— Ексть!
Сиплый проследил за взглядом Пенька и сам опешил. Метрах в десяти от машины по дороге шла девушка. Самая обычная. Разве одежда немного странного покроя, но в той же Кельпе многие сами шьют, уж больно цены на фирменные вещи кусаются. Вот и эта в явном самостроке. Сплошной мех: куртка, штаны, унты… Волос из-под шапки не видно. Лицо свежее, раскрасневшееся то ли от мороза, то ли от движения. Симпатичная, но не слишком молодая, лет двадцать пять — тридцать. Хотя кто их, баб, знает. В общем, обычная телка. Только что она забыла в полусотне километров от ближайшего жилья?
Именно этот вопрос Сиплый и озвучил прежде, чем пришел в себя.
— Что делаю здесь я? — удивилась девушка, останавливаясь метрах в трех от машины. — Живу я здесь. А вот что здесь делаете вы?
— И давно Вы здесь живете?
— Скоро десять лет. Видите, какую стену построили.
— Ты, бикса, пургу не гони! — взвился Пенёк, но умолк, получив от бригадира тычок в бок.
— Понимаете ли, ещё летом здесь стоял кордон, — когда надо, Сиплый умел говорить культурно.
— Было такое, — кивнула девушка.
— А мы там хранили кое-какие вещи.
— И какие же?
— Некоторые стройматериалы… — начал перечислять Сиплый.
— Это гидростеклоизол, что ли? — усмехнулась девушка. — Боюсь, вы его потеряли.
— Это не главное…
— Где наш гроб с музыкой? — не выдержал Пенёк.
— Вы, ребята, либо крест снимите, либо трусы наденьте! — расхохоталась девушка. — А твой обормот на фене ботать пытается или просто бакланит для приколу? — доверительным тоном спросила она у Сиплого. — А рояль я вам не отдам. Привыкла к нему за девять лет. А вы и играть-то не умеете.
Сиплый нутром чуял, что хамить этой странной чувихе не надо, но его никто не спрашивал.
— Ну всё, сука! — взревел Пенёк, бросаясь к девушке.
Та чуть отшагнула в сторону, потянула "торпеду" за вытянутую руку, и здоровенный накачанный детина кубарем покатился прямо под ноги словно из ниоткуда появившемуся зверю. Тот придавил Пенька лапой; морщась, обнюхал и, подняв голову, посмотрел на девушку. "Это надо съесть? — было написано на морде. — Или ну его на фиг?"
— Придержи его, Пузик, — хмыкнула та. — А то он какой-то нервный.
— Саблезубый должен быть белый, — прошептал Сиплый, пытаясь вытащить из кармана пистолет. — Синяк говорил — белый!
— Будет и белый, — пообещала девушка. — Котят у нас много.
И в тот же момент Сиплого подняли, перевернули в воздухе и потрясли. Почти вытащенный "Макаров" упал на снег.
— Йети! — застонал бригадир.
Дальнейшее шло почти мимо сознания. Их тащили через проход в ледовой стене, вели через двор, где звероватого вида люди махали копьями, стреляли из луков и арбалетов, швыряли дротики, а маленькая девчушка жонглировала кирпичами. Потом запихнули в какой-то сарай, и начали колоть. Допрашивали трое: два мужика и баба. Спрашивали, даже не повышая голоса, но присутствующие здесь же йети, саблезуб и жонглерка одним своим видом отбивали желание молчать. Особенно жонглерка, постоянно наматывающая на палец гвоздь-двухсотку. Намотает. Размотает. Намотает. Размотает. Снова намотает, и опять размотает… А на подвижном полуобезьяньем личике светится желание полакомиться свежей человечинкой. А тут ещё лежащий неподалеку черно-белый зверь при каждой запинке поднимает голову и смотрит на человека пристальным немигающим взглядом. И пацаны кололись. Взахлеб. Наперегонки.
А часа через три оказались у входа в другой сарай, побольше.
— Тюрьмы у нас нет, даже двери нигде не запираются, — доверительно сообщил огромный мужик. — Но не думаю, что вы попытаетесь отсюда сбежать.