Степкино детство

С шестка попадали на пол чашки-ложки.

Дед поднялся с лавки.

— Вбил себе в башку: «токарем, токарем!» Пойдешь в бондаря — и весь сказ.

Глаза у Степки разом высохли.

— Сдохну — не пойду! — он вскочил с лавки, будто драться собрался с дедом. — Сам делай бочки-обручи!

Степка стоял против деда, глядел ему прямо в лицо и что-то еще хотел сказать, да слов не нашел.

— Вот тебе и все! — выпалил он на всю горницу. И, хлопнув дверью, выбежал в сени.

С этой минуты понял дед: кончено. Вышел из повиновения внук, не переупрямить его. Быть Степке токарем.

Глава XVI. Облупа

Из дому вышли рано. Этим утром Васена раньше всех в слободке поднялась. В других домах еще и ставни не отпирали, а у Засориных уже кипел на столе самовар.

Важный день нынче у них. Старый Засорин повел внука на Облупу в токаря определять.

Васена проводила их до угла. Там она остановилась, поправила на Степке рубаху, пригладила ему волосы. Хотела что-то сказать, но не сказала и, рывком надернув на лоб платок, повернулась к дому.

Дед со Степкой пошли дальше. Дед всю дорогу молчал, хмурился на Степку. Даже где она, Облупа, не сказал. И Степка не спрашивал: сердится — и не надо.

День выдался ветреный, сырой. Ветер крутил по земле опавший лист. От туч отрывались грязные клочья и низко проносились над землей.

Прошли порядком. В стороне остался вонючий салотопенный завод, где тюлений жир топят. Уже все знакомые улицы миновали. Начались незнакомые. Ну что это за улицы? Ни песку, ни деревьев, ни завалинок. На одной — какие-то шесты торчат, и на шестах позвякивают жестяные банки: должно быть, жестяники здесь работают. На другой — бычьи рога и кости валяются: верно, из них здесь что-нибудь делают. Степка тихонько, про себя, читал названия улиц на дощечках: Костомольная, Плешивая, Жаркая, Замазученная, Механическая. Где же она, Облупа? Неужели еще дальше?

Вот уже и Механическую миновали.

Но вдруг дед остановился и за плечо подтащил Степку к углу, под самую дощечку.

— Ну-ка, возьми глаза в руки, прочти, как эта улица называется?

— Да не сюда нам. Механическая это, — сказал Степка.

— А вот как раз и сюда.

И дед свернул за угол.

Степка остановился: «И чего он путает, этот дед?»

— Да куда же ты? — крикнул он ему в спину. — Говорю же, не Облупа это вовсе! Механическая это.

— Ладно, иди, «Механическая»! — заворчал, не оборачиваясь, дед. — Кому Механическая, а кому — Облупа. Хозяева здесь добры очень к работникам, вот ее и перекрестили Облупой.

Степка шел позади деда и глядел по сторонам. Повсюду бараки настроены. От улицы отгорожены они заборами из толстых плах. За стенами стучит, гремит. Земля на улице черная, изъеденная гарью и шлаком. Ни травинки на ней… Угрюмая улица.

Дед остановился у барака повыше и поновее других, приладил очки на нос и стал читать вывеску на воротах из нового теса:

— «Механическое, кузнечное и медно-литейное заведение вдовы Облаевой с сыном. Прием заказов и ремонта». Здесь, — сказал он. И, аккуратно сложив очки в футляр, постучался в тесовую калитку, захватанную черными пятернями.

— Эй, кто там крещеный? Отворись!

На дворе, гремя цепью, заворчала собака. Калитка приоткрылась, и в щель просунулось измятое сном лицо сторожа.

— Кто такие? Чьи? — спросил он, держа руку на щеколде.

Дед протиснул голову в щель и торопливо заговорил:

— А ничьи. Мы к Камкину. Нас…

Сторож захлопнул калитку так быстро, что дед едва успел убрать голову.

— Нет такого. Проходи! — крикнул уже через калитку сторож.

«Путает все что-то дед. Говорил ему, а он не слушает», — подумал Степка.

А дед никуда от ворот. Пошарил в кармане, вынул пятак и опять постучал в калитку.

— Слышь, ты поищи его. Ha-ко вот тебе на поиски.

Калитка опять приоткрылась, на этот раз пошире. Степка увидел фартук, а на фартуке — круглую бляху.

— Ты по какому, говоришь, делу к Ивану Саввичу? — спросил сторож, проворно опуская пятак за нагрудник фартука.

— Мальчонку определять.

«Что за диво? То нет такого, то есть такой», — думал Степка и во все глаза смотрел то на деда, то на сторожа.

— Ладно, — сказал сторож. — Позову. Обожди здесь. На двор не велено пускать.

И сторож скрылся за калиткой.

— Вот, токарь, видишь, какие дела? Ни коня, ни воза, а пятачок — будь здоров, — со вздохом сказал дед.

Он сел на столбик возле калитки, оглянул толстые плахи заборов, черную от гари и шлака улицу и только хотел плюнуть, как за калиткой послышались шаги, звякнула щеколда — и дед поспешно вскочил на ноги.

За ворота вышел нескладный человек, худой, с покатыми, как у бутылки, плечами и с такими большущими навыкате глазищами, что Степке в первую минуту подумалось: вот сейчас, только что, его стукнули по затылку.

— Сними картуз, мастер это, — шепнул дед Степке.

И сам, сняв картуз, низко поклонился нескладному дядьке.

— Ивану Саввичу почет и уважение.

Мастер крутанул глазищами на деда:

— Здорово. С чем пришел?

Дед взял Степку за руку.

— Да вот, Иван Саввич, внучка привел. На выучку… в мастерство.

Дед кланялся и пригибал ладонью Степкин затылок: кланяйся, мол, кланяйся.