Степная барышня

Малейший шорох на другом берегу заставлял меня радоваться, но напрасно. Я почти подошел к оврагу, которым Феклуша имела обыкновение ходить домой; но ее тут не было. Я рассердился на самого себя и быстро вернулся домой, вновь удивляясь своему капризу. На памятном месте первого знакомства увидел я рябую Федосью за тем же занятием, то есть за полосканьем белья. Я ужасно обрадовался и на этот раз не испугал ее своим неожиданным появлением, а предварительно кашлянул.

Федосья подняла свое сердитое лицо от работы и поклонилась мне низко, когда я приподнял фуражку свою и сказал:

– - Здорова?

– - Нешто!

– - Господа здоровы?

– - Бог милует! -- отвечала отрывисто рябая девка и занялась своей работой.

Помолчав, я спросил, стараясь как можно более придать равнодушия своему голосу:

– - А барышня отчего не ловит рыбу сегодня?

– - Мне, что ль, она сказывает, когда не ловит!

– - Да она здорова?

– - Нешто!

Федосья была самая несносная из горничных, каких я знавал. Обыкновенно они на один вопрос отвечают всегда в десять раз более, а эта так была скупа на слова, что от нее ровно ничего не добьешься.

– - Скажи-ка мне, Федосья, не сердится ли твоя барышня на меня?

Рябая девка, вывертывая чулок, дико посмотрела на меня и очень бесцеременно произнесла:

– - Знать, замарал хвост? Я-то почем знаю!

– - Я приехал бы к вам, да боюсь…--Сам не знаю, как я взял ее в поверенные к себе.

– - Что бояться! Небось не съедят! -- шумя в воде чулками, отвечала Федосья.

В эту минуту я вздрогнул, Феклуша явилась из-за куста, неся на плече удочку и все остальные снаряды в плетеной корзинке. Печально-насмешливая улыбка на ее губах ясно доказывала, что она слышала мой разговор с Федосьей. Я так потерялся, что не поклонился Феклуше, она первая мне поклонилась.

Федосья, указывая презрительно на меня головой, сказала своей барышне:

– - Спрашивал меня…

Я чуть не кинулся на Федосью, чтоб зажать рот глупой болтунье, но Феклуша предупредила меня, вероятно поняв мое жалкое положение, и обратилась ко мне с вопросом: здоров ли я?

– - Почему вы так поздно сегодня пришли ловить рыбу? -- спросил я.

Феклуша пошла далее.

– - Позвольте мне сегодня ловить рыбу с вами? -- спросил я.

– - Я взяла одну удочку,-- как бы смешавшись, сказала Феклуша, остановилась и посмотрела на меня.

Моя фигура выражала такую кротость и мольбу, что, верно, тронула девушку. Я робко заметил, что могу сделать удочку из хорошего сучка, если только у нее есть лишняя леса.

– - Есть, нельзя без запасной лесы идти ловить рыбу.

И она указала мне дорогу, как ближе можно перебраться на другой берег.

Когда я прибыл к Феклуше, то она уже сидела с удочкою в руках и для меня готова была другая. Я сел возле, и из страха напомнить ей о моей дерзости с ней при первом моем знакомстве я так вел себя осторожно, что даже ничего не говорил.

Феклушу это заметно ободрило: она учила меня, как ловить рыбу.

– - Вы не видали никогда Щеткиных барышень? -- спросил я.

– - Очень часто в церкви. Даже они раз были у нас за семенами наших дынь,--отвечала Феклуша.

– - Скажите, пожалуйста, почему вы не продолжаете знакомства с ними?

Сказав это, я раскаялся: лицо Феклуши вспыхнуло; я испугался, что опять оскорбил ее, и поспешил сказать:

– - Впрочем, вы хорошо и делаете. Вы знаете, они из числа ваших врагов.

– - Право, не знаю, за что они все нас не любят,-- отвечала довольно равнодушно Феклуша.

– - Я думаю, вас очень возмущает, что все ваши соседи такие глупые и злые на язык.

– - Мне все равно, вот только папеньку и маменьку огорчают; особенно когда придешь в церковь: все сторонятся, возле кого ни станешь.

Мне показалось, что глаза девушки увлажились слезами, но я не заметил и тени озлобления в ее лице и голосе. Каждое слово ее, движение, взгляд я невольно сравнивал с воспитанными в строгости девицами Щеткиными; сравнивал нашу настоящую беседу за три версты от дома, с глазу на глаз в лесу и прогулку мою вчера в саду в двадцати шагах от террасы, где сидела страшная блюстительница нравственности; сравнивал и живой румянец на щеках Феклуши с краской на лоснящихся лицах наивных барышень… Их руки, хотя белые и с выточенными ногтями, никуда не годились в сравнении с загорелыми ручками степной девушки. Гибкость талии Феклуши, пушистость волос ее -- все в ней дышало неподдельностью и роскошной простотой. Сколько нежности, веселости и часто грусти в ее взгляде; улыбка на ее губах, не смазанных розовой помадой, так была увлекательна. Я просидел очень долго с удочкой в руках, и если бы Феклуша не собралась домой, я готов был бы хоть целый день смотреть на нее и слушать ее голосок.

Провожая ее, я даже не осмелился предложить ей свою руку и удовольствовался тем, что нес снаряды рыбной ее ловли.

У сада я простился с ней, искренно благодаря ее за снисхождение ко мне. Она просила меня завтракать, но я чувствовал сильное волнение и отправился домой.

Дома я нашел гостя -- г-на Щеткина, который объявил мне, что приехал собственно ко мне с визитом, насказал мне кучу комплиментов и просил меня быть домашним человеком в его семействе.