"Нечего раскисать, – подумал Салих, досадуя. – Ишь, возрадовался, садовая голова – оружие она ему доверяет! Как дала, так и отберет. Навек останешься при ней дворовым псом… – И совсем уж некстати пришла другая мысль, перечеркивающая остальные, привычно горькие: – Да лучше всю жизнь за ней, как собака, ходить… чем горделиво шествовать вдали от нее." Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от того, что считал явной нелепицей.
Тем временем то, странное, приближалось. Оно ЛЕТЕЛО. По воздуху. Мерно взмахивали крылья, оперенье сверкало в солнечных лучах, как золотое. Или то было не оперение? Чешуя? Дракон?.. Нет, драконы – это только в сказках. А это…
– Симуран! – воскликнула Алаха. – Хвала Трем Небесным!
Крылатый пес, чья доброта вошла в пословицу. А на спине у него – хрупкий всадник, не вдруг поймешь, юноша или девушка – такое нежное у него лицо. И сложение почти птичье – легкие кости, узкие плечи.
Салиху доводилось слышать о виллинах. Их называли "Крылатыми", хотя на самом деле крыльев у них не было. Крыльями Боги одарили симуранов, которыми виллины пользовались как Бескрылые – лошадьми.
Салих поежился. Он и в самом деле ощутил себя сейчас бескрылым. Тяжеловесным, прикованным к земле собственным несовершенством, мало на что годным.
Алаха широко раскрыла глаза, глядя, как могучий крылатый зверь опускается на траву. От поднятого крыльями симурана ветра рукава и подол ее платья захлопали.
– Никогда прежде… – прошептала она, забывшись при виде великолепного зрелища. – О, как прекрасно!
Да, это было прекрасно: и добродушно покоряющийся всаднику крылатый пес, и сам юноша, который если и отличался от обычного человека, то лишь изысканной красотой тонкого лица и изяществом легких движений. Но когда он заговорил, оба – и Салих, и Алаха – невольно вздрогнули: речь виллина напоминала, скорее, птичью.
Они видели, что юноша чем-то встревожен, но не могли понять причины его беспокойства. А он продолжал настойчиво повторять что-то, указывая на север. Внезапно холодок страха пробежал у Салиха по спине. Он явно почувствовал что-то… что-то непонятное. Только что все было хорошо. Приветливо светило солнце. Симуран, чудесный зверь, лежал на траве. Отдыхая, он раскинул лапы, как самая обычная собака. И только добродушные, умные глаза глядели почти по-человечьи. Да еще крылья…
Но главным для Салиха было даже не эта удивительная встреча. Главное – рядом была Алаха. Обеспокоенная их будущей судьбой, вырванная из привычной обстановки, но здоровая и почти веселая. Салиху хотелось верить: настанет время – и он сумеет сделать так, чтобы эта девочка была по-настоящему счастлива. Пусть не в степи, пусть в городе или в селении. Неважно. Лишь бы хотя бы изредка видеть ее улыбку.
Но вот светлый день словно бы померк, и темная тень ужаса опустилась на душу Салиха. Он не вполне понял, как это случилось. Вскинул глаза и встретился взглядом с ясными, почти прозрачными глазами виллина. Ужас исходил из них.
– Ты что-то видел, крылатый господин? – спросил Салих, стараясь говорить вежливо. Он толком не знал, как следует обращаться к виллинам. В Самоцветных Горах поговаривали, будто там, наверху, живет чудесный вольный народ… Но слишком многое из мрачных каторжных недр казалось недостижимым, и Салих почти не слушал разговоров о "воле". Теперь он жалел об этом.
Виллин не понимал вопроса, заданного на человечьем языке. Слишком бедна речь, отягощенная словами. Он снова и снова посылал к Салиху картину, увиданную им сверху: беда, беда, беда…
– Госпожа, – тихо обратился Салих к Алахе, – мне кажется, Крылатый видел нечто в Степи… Нечто ужасное.
– Я не понимаю его речей, – отозвалась Алаха. Она тоже глядела настороженно. – Мой род никогда не встречался с виллинами. Шаманка говорит, что этого нельзя делать.
– Почему?
– Она не объясняет. Один раз только упомянула, что род ее мужа не любит Крылатых.
– Ее мужа? – Салих был поражен. Насколько он успел понять, Чаха никогда не имела мужа. Девушки в шатре Алахи говорили об этом как о чем-то само собой разумеющемся.
– Не время говорить о тете Чахе, – нетерпеливо оборвала Алаха. – Крылатый что-то хочет сообщить нам… Опасность? Беда?
Она показала на свой лук, на кинжал, который Салих все еще сжимал в руке.
Виллин вдруг приложил узкую ладонь к груди Салиха. Того словно ударило. Он вряд ли смог бы описать свои ощущения.
– Нам лучше пойти в том направлении, какое он покажет, – сказал он Алахе, когда пришел в себя от пережитого потрясения.
Виллин еще раз настойчиво махнул рукой, показывая на северные отроги Самоцветных Гор. "Там".
Ни слова больше не говоря, Алаха села в седло. Салих последовал ее примеру.
Виллин улыбнулся и направился к симурану.
Теперь они двигались на север – втроем. Должно быть, сторонний наблюдатель немало бы дивился, глядя на этот разношерстный отряд: саккаремец, с головы до ног разрисованный шрамами от старых побоев, высокомерная девочка из Степи в ярком шелковом платке, обшитом золотыми монетами, и виллин на симуране, то летевший над головами всадников, то далеко обгонявший их.