Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Многочисленные примеры активного участия дахов и других племенных групп во внутридинастийных смутах и сменах правителей известны во всяком случае вплоть до середины I в. н. э. Особенно отчетливо выступает их роль при Артабане III (II?) и его преемниках (Kahrstedt U., 1950). Таким образом, даже отрывочные и случайные по характеру известия письменных источников наглядно показывают, что успехи и неудачи Аршакидов во многом определялись наличием или отсутствием поддержки со стороны не только дахов, но и других, соседних с ними кочевников. Они представляли собой глубокий тыл Парфянского государства, откуда оно постоянно черпало необходимые дополнительные воинские контингенты и в котором представители правящей династии и претенденты на престол находили себе убежище и действенную помощь в случае неудач. Среди племен, так или иначе участвовавших в этих событиях, фигурируют, кроме дахов, массагеты, апасиаки, а также тохары и сакаравлы. Последние относятся к числу племен, пришедших из-за Сырдарьи и обосновавшихся где-то около Парфии и дахов.

Значительная роль кочевников очевидна и в сложении другого крупного государства античной Средней Азии — Кушанского. Дошедшие до нас известия письменных источников очень скудны и не менее противоречивы, чем в случае с Парфянским государством. Специфическую трудность составляет то, что, в отличие от парфян, кушаны фактически оказались вне поля зрения других существовавших в это время государств.

Основные сведения содержатся в китайских хрониках, которые кратко излагают историю переселения на запад больших юечжей, потерпевших поражение в борьбе с сюнну (хунну). Покинув под давлением последних свои земли в современной провинции Ганьсу, юечжи где-то в Семиречье (?) столкнулись с сэван (саками?). Победив их и заставив уйти на юг (в Гибинь — Кашмир), они на какой-то период закрепились здесь. Но вскоре затем появление с востока усуней, поддержанных хунну, вынудило их снова двинуться на запад, где они завоевали Дася (Бактрию) и обосновались севернее Амударьи. Эти сведения, повторяющиеся с разной степенью полноты в Шицзи и Хоуханьшу (ШЦ, 123, раздел о больших юечжах; ЦХШ, 61, биография Чжан Цяня; 96А, разделы о Гибини и больших юечжах; 96Б, раздел об усунях; Бичурин Н.Я., 1950б, с. 151, 179, 183, 184, 190, 191), восходят к отчету Чжан Цяня, направленного императором Уди к юечжам с целью склонить их к союзу против хунну (он возвратился в Китай в 128 г. до н. э., затратив на обратный путь более года).

Зафиксированная в китайских источниках миграция юечжей проходила на территориях, лежавших вне поля зрения античных авторов. Возможно, они имели какие-то подробные сведения о ее конечном этапе и последовавших затем событиях в Средней Азии, но до нас почти ничего не дошло. В античных источниках говорится лишь о том, что власть греков в Бактрии пала под ударами кочевых племен, пришедших из-за Сырдарьи. Страбон (XI, 8, 2) перечисляет четыре племени: асиев, пасиан, тохар и сакаравлов. Его данные, весьма вероятно, восходят к Аполлодору (Behr A., 1888, p. 19). Юстин (XLI, пролог; XLII, пролог) называет только сакаравлов и асиан, но, кроме того, упоминает об асианах как царях тохар и об уничтожении сакаравлов. Никаких подробностей о гибели Греко-Бактрийского государства нет, не приводится и дата этого события.

Таким образом, имеются определенные свидетельства того, что в движении на юг участвовал целый ряд, очевидно, различных племен. Однако одним из важных и нерешенных вопросов остается согласование между собой данных китайских и западных источников об этих племенах. Все попытки найти, например, для юечжей прямое соответствие в каком-либо из четырех племен, упоминаемых античными авторами в связи с этими событиями, не увенчались успехом, так как предлагавшиеся сопоставления неизменно встречали фонетические трудности. Расширение круга привлекаемых этнонимов и созвучных с ними топонимов натыкалось на те же препятствия и, сильно осложнив вопрос, все же не позволило выйти за пределы шатких гипотез (Обзор главных гипотез, предложенных до 30-х годов нашего столетия, см.: Умняков И.И., 1940; 1946; Фрейман А.А., 1952). Вопрос о происхождении тохар и сакаравлов по-прежнему следует считать открытым. Упоминания их у Птолемея, взятые сами по себе, ни в коей мере не доказывают, что они составляли часть кочевого населения Средней Азии. Прежде всего, мы не знаем, к какому времени относятся приводимые Птолемеем новые сведения о Средней Азии, но веских оснований считать их ранними нет, вернее, следует предполагать, что они восходят к каким-то первоисточникам I в. н. э. Локализация тохар и сакаравлов между Оксом и Яксартом (Ptolem., VI; VII; VI, 12; VI, 14) явно расходится с данными Страбона о приходе их из-за Сырдарьи. Очевидно, Птолемей отмечает местонахождение каких-то групп тохар и сакаравлов, отделившихся от основной массы в период продвижения на юг или после этого.