Степная сага. Повести, рассказы, очерки

– Наволочь нынче, – посетовала Оксана Семёновна, растапливая печь. – Тяга никудышная, никак огонь не разгорится.

– Должно быть, к дождю? С вечера стало ноги крутить, а под утро так совсем невмоготу, – отозвался Яков Васильевич, старательно растирая немеющие икры ног.

– Давай помогу, – предложил Валентин, встав со скрипучей старенькой раскладушки.

– С грехом пополам, но сам управляюсь, – ответил отец.

Он полусидел на постели, согнув ноги, и шаркал узловатыми худыми пальцами по байковым кальсонам ниже колен.

– Ты с нашатырным спиртом разотри, сынок, – посоветовала Оксана Семёновна.

– Хорошо, мам.

Валентин снял с ног отца вязаные шерстяные носки, сдвинул вверх мягкие колошины кальсон и принялся за дело с ухваткой бывалого массажиста.

– Ты не дюже усердствуй! – взмолился Яков Васильевич. – Растрясешь до смерти.

– Не переживай! Лишнее в отхожее ведро вытрясем, остальное заставим работать в нужном режиме.

– Ты заставишь! – без укора проговорил отец.

– Заставлю, заставлю. Будешь бегать. Еще как будешь! Давай другую ногу. Печет?

– Вроде теплей стало. Зараз встану. Расхожусь постепенно.

– Жаль, день сегодня не для уличных прогулок. Не то что вчера. Сырой, мрачный.

– Как в шахте, – неожиданно дополнил характеристику дню Яков Васильевич.

– Вот-вот, – подхватил Валентин, – как раз для воспоминаний о твоей шахтерской эпопее.

Он скатал в рулон свою постель и положил на материнскую кровать. Убрал раскладушку с прохода, освобождая пространство для прогулки отца.

Яков Васильевич надел вельветовые штаны, заправил их в карпетки – шерстяные носки домашней вязки. Немного погодя достал из платяного шкафа зеленый военный китель со стоячим воротником и накладными карманами на груди – популярный наряд станичников старшего поколения. Надел его, застегнув на все пуговицы и крючки. Вместо валенок обулся в просторные кожаные чирики – самодельные домашние туфли-галоши. И в этом традиционном для станичника одеянии еще больше отдалился от образа недужного старца. Как показалось сыну, отец даже меньше сутулился, чем прежде.

– Мам, погляди-ка на батю, – позвал Валентин. – Чем ни гулебный атаман?!

– Ну, только до парикмахерши дойтить, штоб трошки прическу приаккуратила, и можно – в клуб на сходку казачью! – рассмеялась Оксана Семёновна.

– Што вы, ей-богу? – смутился старик. Но, проходя возле зеркала, взглянул на свое отражение и пригладил на левую сторону поредевший чуб. – Картуза нету. Надо справить. В Ростове шьют. Молодняк в станице весь прибран, а до стариков не дошли.

– Может, тебе и шаровары с лампасами справить, атаман? – со смешком в голосе поинтересовалась Оксана Семёновна.

– Так не помешало бы. У сына наверняка есть?

– Есть, – подтвердил Валентин. – Прости, отец, не пришло в голову для тебя заказать. У нас в ателье при Академии бронетанковых войск свой закройщик имеется – Олег Чумаков. Отличный мастер. Восстановил все дореволюционные образцы казачьей формы. Давай мерки снимем, и тебе сошьет. Мам, где у тебя швейный метр?

– Вы што, издеваетесь? На кой ляд она ему сдалась… перед с… – Оксана Семёновна вдруг осеклась на недосказанном слове, как перед внезапной преградой, и, понизив голос, закончила фразу: – Перед станичниками срамитса?

– Мама, казак безлампасный все равно что бесштанный.

– Ну, шут с вами! Форсите, коли охота. Метр – в машинке швейной, под столом. Совсем сказились!

Семёновна еще немного поворчала в адрес мужской половины семьи, иронизируя над старательными обмерами Якова Васильевича, вполне серьезно решившего приодеться в казачью форму, про которую семьдесят лет и думать забыли в станице. Да вот новое поветрие на возрождение казачества началось. И ее младший сын этому немало способствовал в Москве, убеждая депутатов Верховного Совета и чиновников в Министерстве обороны в нужности этого процесса. «Разве ж дадут опять волю казакам, – думала она, – когда Кремль всю власть в свои руки взял? Вон Ельцин и его команда показали, как они свои интересы блюсти будут. А тут втемяшили дурачки себе в голову – лампасы им нужны! Как дети малые».

Но она быстро примолкла и стала чутко прислушиваться к разговору мужа и сына, когда Яков Васильевич вновь начал вспоминать свои мытарства военной поры.

– Шахтер, конечно, из меня был никакой. Но лопатой махать – дело нехитрое. Поставили меня на погрузку угля в вагонетки.

Кидаю помалу, присматриваюсь к тем, кто рядом находится. Люди, надо сказать, разнокалиберные были. Семён Дубина еще в бараке предупредил: «В смене разный народец есть. Охранника Андрея Рябенького, что в забой спускается, опасаться не стоит – свой парень. Но есть и подсадные утки – провокаторы. Так что ухо надо держать востро, а язык не распускать».

Работают все по-разному. Кто-то старается, как на стахановской вахте, кто-то не шибче меня лопатой шевелит. Но явных лодырей нет. Все знают, что доносчики не упустят случая отличиться перед лагерным начальством.