— Оставь меня, — едва слышно прохрипела Акила. Она поглядела вверх, но, казалось, не увидела Конана. — Не хочу, чтобы мужчины видели меня такой. Уходи. Нет, вначале забросай меня песком и дай умереть. Не хочу, чтобы меня видели такой даже мертвой.
Конан грустно улыбнулся. У нее еще хватает духа сопротивляться ему.
— Ты слишком быстро сдаешься, женщина. Выживем.
— Киммериец? Нет, я не выживу, да и не хочу. Я ослепла. Если бы у меня были силы, я бы положила всему этому конец моим кинжалом.
Конан помахал перед ее лицом рукой и не увидел никакой реакции.
— Когда ты потеряла зрение?
— Как раз перед тем, как упасть в последний раз. Может быть, час назад. С полудня я видела все хуже и хуже. Солнце в этих краях ослепило меня. Это не моя земля, и она не хочет, чтобы я была здесь. Солнце — единственный господин в этом богами забытом месте.
— Час назад? Тогда радуйся, это ненадолго. Это временная слепота. Разве с тобой такого не случалось на ярком снегу?
— Случалось, но тогда не было так больно.
— Все равно это то же самое. К утру ты снова будешь видеть, а сейчас мы сделаем тебе маску для глаз, такую же как у меня.
— Правда? — прохрипела она, и в голосе появилась нота надежды.
— Я тебе обещаю. Солнце почти село. Когда совсем стемнеет, пойдем дальше. Сейчас отдыхай.
— Я должна найти своих женщин и Джебу, — проговорила Акила. — Я их царица, и я не могу оставить их в этом аду.
— Держись этой мысли, — похвалил ее Конан. — Ты не похожа на обычных женщин и не должна умирать, как они.
Она ничего не сказала, а просто повалилась без сознания ему на руки. Наконец солнце зашло за горизонт, дав отдохнуть от своих ужасных лучей. При быстро гаснущем свете Конан осмотрел Акилу. Насколько он видел, у женщины отсутствовали какие-либо раны, кроме ожогов от солнца. Ноги не стерты, подошвы ее были грубые, как кожа, которой обтягивают щит. Это уже хорошо.
Он дал ей поспать часа три, а сам тем временем восстанавливал собственные силы. Затем он растолкал Акилу. Женщина вздрогнула и схватилась за оружие. Она широко раскрыла глаза и оглянулась. Затем плечи ее опустились.
— Я все еще здесь, — уныло сказала она. — И я все еще слепа.
— К утру будешь видеть, — заверил Конан ее еще раз, поднимаясь на ноги. Он взял Акилу за руки. — Вставай. Надо идти.
Она распрямилась во весь рост. Лицо Акилы сделалось неподвижной маской, когда она изо всех сил пыталась не вскрикнуть. Конан понимал, что ей должно казаться, что с нее содрали всю кожу. Он и сам не в лучшем состоянии.
— Понимаю, — сказал Конан. — Чувствуешь себя так, будто тебя опустили в кипящее масло. Но это тебя не убьет, как бы ты сама того ни хотела.
— Как я могу идти вслепую? — спросила она. Голос ее сделался сильнее и менее грубым.
— Положи руку мне на плечо и иди следом. Я буду предупреждать об опасности на пути.
И так они пошли, а наверху светила луна и сияли миллионы звезд. Конан шагал уверенно, хотя необходимость вести за собой женщину немного замедляла его продвижение. Акила была слишком гордой, чтобы ступать неуверенно.
— Видишь лунный свет хоть немного? — спросил Конан.
— Ничего не вижу, — ответила она, тряхнув головой так, что концы ее волос пощекотали Конана по спине. — Как ты все это переносишь? Ты ведь тоже северянин?
— Но я киммериец, — ответил он так, будто это объясняло все.
Акила презрительно фыркнула.
Сил у нее хватило почти на всю ночь. Без солнца идти было намного легче. Когда на западе луна заходила, Акила остановилась и указала рукой в том направлении:
— Это луна?
— Да. Ты ее видишь?
— Только свет, — ответила она неуверенно.
— Но это значит, что к тебе возвращается зрение. Разве я не говорил, что ты будешь видеть.
— Говорил, — неохотно признала она. — Но видеть свет — это еще не орлиное зрение. Хотя это только начало.
Они двинулись дальше. Когда луна зашла, оставался лишь свет звезд, но в пустыне киммерийцу даже этого было достаточно. После того как солнце окрасило восток, Конан завязал Акиле глаза.
— Я вижу зарю, — сказала она. — Но меньше всего я хочу видеть солнце!
Она скрипнула зубами и пошла дальше. Теперь киммериец положил ей руку на плечо, чтобы направлять ее. Он шел слева от Акилы, пытаясь, насколько это возможно, заслонить ее от солнца. Скоро уверенность ее шагов сказала киммерийцу о том, что Акила уже достаточно хорошо видит сквозь изъеденную кислотой повязку. От также отметил, усмехнувшись, что она не потребовала, чтобы он убрал свою руку.
— Та песчаная буря, — сказала Акила, — это природное явление?
— Нет, колдовство. Даже в пустыне без ветра песок подняться в воздух не может. На тебя не напали в темноте демоны пустыни?
— Демоны пустыни?
Тогда он должен был рассказать ей о своей отчаянной слепой схватке с мерзкими тварями. Акила не поверила.
— Два существа из тех, что уничтожили караван? И ты убил одно и прогнал другое, даже на видя их?
— Я не вышел из этого боя совершенно невредимым. Когда у тебя улучшится зрение, я покажу тебе отметины.