– Надо его вместо жениха, – поддержал Димка, давившийся от смеха. – Наш-то куда привлекательнее. Один синий халат чего стоит!
Мишка, наоборот, оставался сосредоточенным, прикидывая, как подобраться к машине с куклой на бампере незамеченным, да еще и с Иваном Ивановичем под мышкой. По всему выходило, что сейчас самый подходящий момент для рывка.
Именно в машине с куклой грохотал магнитофон, но она стояла передом к прибрежным кустам, и к ней можно было подкрасться незаметно.
– Димка, пошли! Егор, а ты гляди в оба глаза.
– Нет уж, пусть Димка глядит. Я с тобой хочу.
– Ладно, – раздраженно согласился Мишка, опасаясь, что, пока Егор препирается, ситуация изменится и план с треском провалится.
Они успели отвязать куклу и кое-как приторочить Ивана Ивановича, но тут их настиг жених.
– Вы что здесь делаете, а?
Мишка узнал розовое, щекастое, гладко выбритое лицо и черную челку наискосок, пересекавшую высокий лоб. Потапыч успел отбежать, а вот неуклюжий Егор попался.
– Пустите! – басом велел Егор, пытаясь высвободить руку, в которую вцепился жених.
– Размечтался! Что вы тут? Воровали? – Жених обошел машину вокруг и обнаружил Ивана Ивановича. – Это еще что?! Ах ты, паршивец!
Жених, не обращая внимания на Мишку и выбежавшего из кустов Димку, подошел к открытой дверце машины. Там на заднем сиденье лежали его вещи.
Мишка с замиранием сердца решил, что он сейчас позвонит в полицию. Но жених выдернул ремень из брюк. Тот змеей взвился в его руке, выскочив из брючных петель.
– Не надо! – Мишка подбежал ближе. – Дяденька, не надо его бить. Он маленький!
– Маленький, да удаленький. – Жених попытался сложить ремень вдвое, но одной рукой это сделать не удавалось. – Проучу, мерзавца, чтобы неповадно было!
На шум сбежались гости, мокрые, веселые, разгоряченные шампанским. Они начали смеяться, увидев Ивана Ивановича.
– Брось, Лёнь! – сказал один из парней. – Пошутили пацаны! У тебя у самого скоро такие же сорванцы будут. Это ведь сыновья священника. Не сто́ит.
Лёня неохотно отпустил Егора, но напоследок влепил ему меткий и сочный пинок босой ногой.
Егор упал и, зарывшись в песок почти по локоть, заревел от унижения. Мишка и Димка подхватили его под руки и оттащили в сторону, а оттуда метнули несколько горстей песка. Он, конечно, не долетел даже до колес машины. Но Лёня сделал пару шагов в их сторону.
– Покидайтесь, покидайтесь! Я сейчас не поленюсь и съезжу к вашему отцу.
– Весь берег загадили! – неуверенно выкрикнул Егор, вытирая слезы.
Мишка с Димкой его не поддержали. Они отступали, потеряв в бою не только Ивана Ивановича, но и Мишкину сандалию.
…Домой Потапыч пришел в одной сандалии, мрачный, готовый расплакаться от тягостного настроения. Придуманная им шутка обернулась неприятностью для Димки и Егора, да и сандалию было жалко: на его глазах Лёня зашвырнул ее в речку.
– Где вторая сандалия? – спросила тетка, высунувшись с веранды. – Почему ты такой грязный?
– Я бежал и потерял, а когда вернулся, там уже не было.
– Содержательное объяснение, – кивнула тетка. – Погоди-ка, ты по солнцу бегал?
Тетя Вера выскочила к нему. Потрогала Мишкин лоб и отправила его в душ – отмываться и остывать. До вечера она уже его со двора не выпустила.
– Сиди дома! – одернула тетя Вера Потапыча, когда он было сунулся к калитке. – У меня не обувной магазин. Летней обуви осталась одна пара. На большее не рассчитывай.
– Мы ботинки купили, – напомнил Мишка, возвращаясь от калитки и усаживаясь на скамью.
– Вот и будешь ходить в теплых ботинках в сорок градусов жары! – захихикала Ленка. – Весь хутор соберется на тебя поглазеть.
Тетя и глазом не успела моргнуть, как Потапыч метнулся к сестре, и они покатились по клумбе с циниями и петуниями. Из клубка их сплетенных тел вылетали то Мишкины тонкие смуглые руки, то веснушчатые руки Ленки, то ее косички.
– Прекратите немедленно! – закричала тетя Вера.
Но драка только набирала обороты. Видя бессмысленность своих воззваний, тетка вылила на драчунов таз с водой. Они, тяжело дыша, откатились друг от друга и сидели на земле. У Мишки вода стекала по волосам и капала с кончика носа. Футболка на спине криво разорвалась. Ленка придерживала оторванные от платья оборки и так злилась, что даже не плакала.
В это время с конезавода пришел дядя Гриша. Взглянул на них и заключил решительно:
– Выпороть обоих!
Но тетя Вера отправила их сперва мыться, приводить себя в порядок, а потом расставила по углам на веранде.
Юрка, который ужинал в этот момент, вдруг оторвался от книги и серьезно заметил, глядя на брата и сестру:
– Как скульптуры в рыцарском зале! Симметрично. – И снова уткнулся в книгу, лежащую у него на коленях.
Потапыч стоял и думал, как несправедливо устроена жизнь, и мысль от его собственных бед плавно перетекла к белорождённому. Счастье и несчастье этого коня заключалось в том, что родился он не таким, как все. И к сожалению, ему не придется жить там, где его любят не за красоту, а просто за то, что он есть. Его продадут чужим, равнодушным людям…