Степные боги

Бабка Потапиха, которая до этого жила у себя в Архиповке, скоро приехала за внуками в Разгуляевку. Хотела увезти их к себе, но в конце концов сама осталась тут навсегда. Дом сына ей показался просторней.

Чтобы хоть как-то прокормиться, она стала лечить от разных напастей разгуляевский народ. Платили в основном едой, и бабку Потапиху это очень устраивало. Анна Николаевна в школе хмурилась, говорила, что все эти староверские обряды – одно бескультурье, но время от времени сама заносила внукам Потапихи что-нибудь поесть. Не в качестве оплаты за ее знахарство, а просто так.

Цыпки Потапиха лечила воробьиным пометом, ангину – керосином, лишай – смесью дегтя, медного купороса, горючей серы и несоленого свиного жира. Труднее всего было найти этот самый жир, поэтому с лишаем у Потапихи получалось далеко не всегда. Зато, если кого напугала собака, Потапиха немедленно окуривала пострадавшего дымом пережженной смеси чертополоха и шерсти от этой псины, и человек уже до самой смерти не боялся вообще ничего.

Когда Петька однажды сильно простыл и у него почему-то отнялись ноги, бабка Потапиха велела плотно его укутать, посадить в стог перепревшего из-за летних дождей сена и держать его там ровно три дня. Расслабленный Петька смутно глядел из стога, дремал, потел, ходил под себя, но в назначенный срок ноги у него зашевелились. Правда, потом Петька сильно подозревал, что они отнялись у него просто-напросто с голодухи, а пока он сидел в стогу, бабка Дарья крепко расщедрилась и совала ему туда в сено даже блины с маслом, поэтому ноги, в конце концов, и ожили. Но это были лишь Петькины сомнения. Бабка Дарья после этого случая уверовала в Потапихины силы безоговорочно, и когда потребовалось, например, отучить деда Артема от пьянки, она отправилась прямо к ней.

Правда, многим в Разгуляевке методы бабки Потапихи казались странными. Что касается Петьки, так он не понимал их совсем.

* * *

– Ну чо? – сказала она, заглядывая к нему под стол. – Набрал? Или уснул там, засранец?

Петька молча протянул ей спичечный коробок.

– И все?!! – она держала двумя пальцами раздавленного таракана, как будто собираясь ткнуть им Петьке в лицо.

– Больше не было, – буркнул Петька. – Этого-то еле поймал.

– Да где ж ты его поймал?!! Ты его, глянь, всего измочалил! А мне целый нужен! И не один, а десяток!

– Ну, не было больше!

– Ты глянь, ишшо огрызается. А вот я тебе по зубам!

Она ткнула рукой с тараканом в сторону Петьки, но он увернулся и слегка прикусил ее за запястье.

– Кусается, блядкин корень, – сообщила бабка Потапиха Валеркиной мамке, которая тоже участливо заглянула под стол.

– Ты не кусайся, пожалуйста, Петя, – попросила она. – Нам Валерку лечить надо. Ты же видишь, ему совсем плохо.

– А чего она?

– Я тебе дам щас «чиво»! – сказала бабка Потапиха, потирая укушенное место. – Вылазь оттеда!

– Не вылезу!

– Дай-ка мне нож, – попросила Потапиха Валеркину мамку. – Надо в голове у него поискать. Без тараканов оно, конечно, плохо, но вошки тоже сойдут.

Через минуту Петька сидел посреди комнаты на табурете, а бабка Потапиха скребла ножом у него в волосах. Глаза он снова прикрыл, но на этот раз уже не из опасения окончательно сглазить Валерку, а от бесконечного удовольствия. Мамка в последнее время то ли на работе стала так уставать, то ли вообще забыла про Петьку, но давно уже не искала у него в голове. А почесать ножиком по макушке всегда было приятно.

– Кажись, хватит, – сказала наконец бабка Потапиха, и Петька с большим сожалением открыл глаза.

– А можно, я под стол больше не полезу? Оттуда ничего не видать.

Потапиха на секунду засомневалась, но потом махнула рукой:

– Ладно, сиди. Я, если что, заговор против черного глаза скажу… Да он, кажись, у тебя и не черный. Ну-ка, пойди сюда…

Она подтащила его к щелочке в ставнях, из которой в комнату падал узкий, как бритва, луч света, подставила его лицо под щекочущее теплое солнце, и Петька мгновенно ослеп.

– Не-е-т, – протянула бабка Потапиха из этой слезящейся темноты. – Куды ж он у тебя черный? Он и не черный совсем. Чего ты нам, басурманин, тут вкручивал?

– Я не вкручивал, – сказал Петька и поморгал, чтобы из глаза сбежала слеза.

Потом он тихо сидел в углу и смотрел, как бабка Потапиха стряпает пироги из теста, в которое она аккуратно стряхнула всех найденных у него вшей и раздавленного таракана, и как Валерка ест эти пироги, и как после этого его рвет в ведерко, а бабка склоняется над ним и приговаривает – ничо, ничо, щас все пройдет, щас все пройдет, касатик, – а потом выходит со двора, и под мышкой у нее пестрая курочка, и голова уже свернута и болтается, как мотня у пьяного деда Артема, а Потапиха уходит все дальше и дальше по улице, к своим внукам, которые уже, наверное, совсем заждались, и потихоньку начинает припевать любимую частушку:

– Пай-ду тан-ца-вать,
Наде-ну баретки.
Буду ноги поднимать
Выше табаретки…

Глава 8