Степные империи Евразии: монголы и татары

Китай. В разное время Шейх-Ахмед отправлял с посольскими поручениями «Китаи Баибосова сына Махаметь мурзу» и «Булгаирь-китаа»; упоминается перебежчик в Крым «Кирей Менглишиков сын Китай», при котором был какой-то «Китай Киреев человек»[790].

Алчин. Приближенным Шейх-Ахмета был «Тахтамыш Алчин»[791].

Минг, сарай-минг. Возможно, племенное название минг зафиксировано в имени посла большеордынского посла в Литву «Минь Булата богатыра»[792]. В перечне людей, которых «переимали в Орде» в 1487 г., значится «Иким Субуев… Сарайские тысечи роду»[793]. Полагаю, что «сарайская тысяча» — это искаженно переданное сарай-минг. Такое подразделение мингов существовало в Ногайской Орде и включало компоненты самостоятельных элей сарай и минг[794].

Найман. Уйшун. Присутствие данных элей в Большой Орде выясняется из местнического спора, который был затеян маршалком и писарем Ибрагимом Темирчичем в Великом княжестве Литовском. В 1517 г. Ибрагим бил челом королю польскому и великому князю Литовскому Сигизмунду I о признании знатности его рода, ссылаясь на положение своих родичей в Крыму, а также при дворе большеордынского хана Шейх-Ахмеда, находившегося тогда в литовском плену; кроме того, род Ибрагима — «Тюменскимъ Уишенскимъ князем братья (в тексте: братря. — В.Т.) суть». Ибрагим представил какие-то подтверждающие документы, на основании которых Сигизмунд повелел Ибрагиму с его детьми и братьями «в тои почетьности быти, какъ есть выписано в тых листех братьи нашое, Менли Кгирея ц(а)ря перекопъского и Шиг-Ахмата ц(а)ря заволского»[795]. Таким образом, выясняется, что Ибрагим происходил из татарского эля уйшун.

В 1522 г. Ибрагиму был выдан специальный королевский указ-привилей. Там содержалась ссылка на ярлык Шейх-Ахмеда, в котором подтверждалось, во-первых, право Ибрагима быть на «местьце предков их кн(я)зеи Юшинъских», во-вторых, «тое местьцо маеть имъ быти вышеи Наимановъ кн(я)зей Петровичовъ а Алчыновъ». Король пожаловал Ибрагиму с семьей право «тое местьцо предковъ своих вышеи Наимановъ а Алчыновъ мети, на том местьцы во чъти и въ ровъности седети по тому, какъ и предкове их кн(я)зи Юшеньскии сеживали (в старину в Большой Орде. — В.Т.)»[796].

Князья Петровичевы (найманского происхождения) возмутились и написали королю, что Ибрагим и хан Шейх-Ахмед ввели его в заблуждение: никогда уйшуны не сидели выше найманов. С этим делом пришлось разбираться панам рады Великого княжества Литовского на Берестейском сейме. Шейх-Ахмед признался, что неоправданно завысил ранг родни Ибрагима (о причинах, побудивших хана солгать королю, источники умалчивают). В 1525 г. Сигизмунд объявил, что «мы то вчинили в неведомости того», и привилей был отменен[797].

В общем-то вся эта история разворачивалась в польско-литовских владениях, и татарская знать определяла свои позиции в местнической иерархии, исходя из реалий своей новой родины, а не татарских юртов. В частности, дискуссия о старшинстве между уйшунами и Найманами велась по поводу их положения по отношению не друг к другу, а к Ассанчуковичам-Санчуковичам — единственному роду Джучидов в Литве, самому знатному среди литовских татар. Предком их был некий Хасанчук, осевший в Литве в первой половине XV в. Только Ассанчуковичи носили титул «улан» (от оглан — «царевич»), в то время как предводители остальных татарских родов довольствовались званием князей (resp. беков)[798].

Но вместе с тем мы наблюдаем отголоски иерархии племен в Золотой Орде, в том числе в наследовавшем ей Тахт эли (не случайно в начале спора Ибрагим ссылался на порядки в Крымском ханстве и Большой Орде). Известно, что фигурирующие в местническом скандале эли найманов и уйшунов считались племенами правого крыла Джучиева улуса (вместе с кунгратами и джалаирами)[799]. Однако об их взаимном ранжировании почти ничего не было известно. Следы этого явления обнаружились при неудачной попытке уйшуна Ибрагима занять неподобающе высокое место среди татарской знати Литвы.

Показательным признаком деградации государственности Золотой Орды и постепенного угасания государственного начала в Большой Орде было появление казачества. Во второй половине XV в. оно начинает фигурировать в источниках как заметный элемент социальной структуры и участник политических событий. Казаки того периода — это маргинальные группы степняков, которые, может быть, номинально и продолжали считаться ордынскими подданными, но вели себя все более независимо.