Степные империи Евразии: монголы и татары

Мы снова вернулись к сформулированному выше положению о перспективе завоевательных войн, которая вынуждала монгольское правительство к сотрудничеству с некоторыми сопредельными владениями. Судьба Монгольской империи зависела от того, сумеет ли ее правящая верхушка опереться на опыт, материальные и людские ресурсы соседей, использовать государственное наследие предшественников, привлечь на свою сторону инонациональные военные и административные кадры.

Пути и способы распространения традиций

Чтобы учреждения, существовавшие в предшествующие времена, обрели новую жизнь в настоящем, нужно было хорошо знать их назначение и структуру. По каким же каналам перемещались сведения о них? В отношении кочевой государственности таких путей было по крайней мере четыре: письменная история, историческая память (фольклор), традиционные правовые нормы и государственная практика.

Информация письменных сочинений

Многовековая письменная историография имелась на соседних с Монголией территориях, прежде всего в Китае. В династийных хрониках содержится множество сведений по домонгольской истории северной степи. Значит ли это, что монголам было известно их содержание?

Прежде всего отметим, что правящие круги Китая учитывали богатый дипломатический и военный опыт прежних китайских династий, использовали его в своих отношениях с кочевниками. Для одних кочевых правителей устраивались нравоучительные экскурсы в историю хунно-ханьских отношений[136], другим, побежденным, навязывалось хуннское военно-административное устройство[137], владения третьих сопоставлялись с державой хунну[138]. Есть сведения, что о державе хунну знали и кидани[139], но так как название их города Шаньюйчэн, включавшее высший хуннский титул (шаньюй), — китайское, то, вероятно, и к монархам Ляо информация пришла от китайцев. Первое кочевое государство Центральной Азии — хуннское — в свое время оказало столь значительное влияние на внешнюю политику Поднебесной и имело столь четкую и стройную организацию, что и после своего распада и исчезновения продолжало считаться в глазах конфуцианских историков неким эталоном кочевой империи.

В 1219 г. канцелярия Чингис-хана направила китайскому монаху, даосу Чан-чуню приглашение посетить походную резиденцию кагана. В послании, в частности, говорилось о Монгольской империи: «Такого [огромного] царства еще не было со времен наших шаньюев». Спутники Чан-чуня в «Описании путешествия на запад» («Си ю цзи», 20-е гг. XIII в.) великолепие ханских повозок и шатров сравнивали с тем, что было при дворе шаньюя[140]. Южносунские послы прямо называли Монгольскую империю «государством северного шаньюя»[141]. «Шаньюй» — китайская передача доселе точно не идентифицированного титула правителя хунну. Поскольку в «Си ю цзи» говорится о «наших шаньюях», то здесь явно проступает стремление верховных властей Еке Монгол улуса представить себя наследниками прежних держав номадов и не обязательно хуннской, ведь китайцы называли шаньюями и тюркских каганов[142]. Да и сам титул «шаньюй» иногда расценивается как прототип таинственного слова «Чингис»[143].

Разумеется, для ознакомления со столь давней историей требовалось иметь хроники. Мы не знаем, как обстояло дело со сбором исторической информации в эпоху Чингис-хана, но при его преемниках эта работа приобрела целенаправленный характер. В 1236 г. по инициативе киданина чжун-шу-лина Елюй Чуцая было «учреждено Историческое общество; в пособие взяты исторические книги из городов Янь-цзин и Пхинян»; историографами назначили трех китайцев (судя по именам)[144]. Позже Мункэ и Хубилай поручали китайским же ученым, проживавшим в Монгольской империи, переводить на монгольский язык исторические сочинения[145]. В XVII в. сложилась аналогичная ситуация: маньчжуры готовились напасть на Китай и интересовались успехами предыдущих «варварских» династий на этом поприще. Истории Ляо, Цзинь и Юань были переведены на маньчжурский язык[146].

Значит, одним из источников сведений о кочевых государствах служили династийные хроники и, возможно, другие исторические произведения.

Еще одним источником стали эпиграфические памятники. Например, рассказ о падении Уйгурского каганата и о последующей истории уйгуров был нанесен на стелу, воздвигнутую в честь гаочанских князей, а позже почти без изменений списан оттуда в «Юань ши» — официальную хронику монгольской династии[147]. Об интересе к подобным текстам в рассматриваемую эпоху (первая половина XIII в.) свидетельствует то, что после смерти Елюй Чуцая в его доме нашли «несколько тысяч древних и новейших книг, картин и древних письмен на металле и камнях»[148].