Степные хищники

Из Отделения за новым начальником прислали фурманку.

— Молодец, что много сена положил! — похвалил Щеглов ездового.

— Командир взвода так приказал, — скромно ответил тот.

На выезде из города остановила застава.

— Ваши документы!

Щеглов подал.

— Пр-пред-пред-яви… — начал разбирать-часовой по слогам и, дойдя до слов «командир Второго отделения Щеглов», поднял голову и подозрительно оглядел «предъявителя», затем, покосившись на наган, строго заметил: — Отделенным командирам наганы носить не положено. Разрешение есть?

— Есть, — улыбнулся Щеглов и достал вторую бумажку.

Опять начался разбор по слогам. Ездовой с трудом сдерживал пару сытых маштаков.

— У вас все такие? спросил Щеглов о лошадях.

— Это еще что — смиренные. Вот в косяках — настоящие звери, — с гордостью ответил ездовой.

— …при-при-ло-прило-приложением пе-пе-чати, печати… — продолжал меж тем часовой.

— Да кончай ты эту волынку. Видишь, лошади не стоят, — рассердился ездовой.

— Без проверки нельзя: черт знает, кто вы такие, а документ в точности скажет.

— Тебе чего ни дай, — всё равно, мымыкать будешь. Грамотей тоже!

Часовой обиделся:

— Не скажи! Вчера задержал одного с «липой».

— Почерк, что ли, тебе не показался? — не поверил ездовой.

— Нет. Написано было все, как полагается, только вместо печати приложен пятак.

— Ишь ты какой, — усмотрел! — похвалил Щеглов.

— Наше дело такое, — с достоинством принял тот похвалу. — Можете следовать, — все правильно. — Часовой отдал документы и сошел с дороги.

Дружно рванулись лошади, и пыльная дорога понеслась под колеса.

Эх, ты, степь да степь,
Путь далек лежит…

В грудь льется вольный степной воздух, так непохожий на одуряющие госпитальные запахи. Он до боли распирает правое, отбитое бандитскими прикладами легкое, но все равно хорошо. Дышишь и не надышишься, смотришь и не налюбуешься. Чудесно ехать на пахучем, пружинящем сене, скользить счастливым взглядом по степным просторам, уносясь в мыслях туда, к горизонту, где чуть приметными бугорками кудрявятся сады Синявского, а за ними левее прячется Гуменный.

— А ну-ка, прокати с ветерком! — сказал Щеглов.

Ездовой обернулся и удивленно посмотрел:

— А вам ничего? Не растрясет? Комвзвода наказывал везти аккуратней.

— Не растрясет, — улыбнулся Щеглов и озорно ткнул в бок возницу. Довольно ухмыльнувшись, тот достал из-под сена кнут, свистнул, ударил вожжами и взмахнул кнутом. Степь рванулась навстречу. Дробным перебором заговорили ошинованные колеса, над землею распластались кони, ветер режет глаза. Зазевавшийся слепень больно стукнул Щеглова в лоб.

— Эй, вы, залетные!

Первое, что бросилось в глаза в Синявском, были огромные, обнесенные саженными плетнями базы.

— Сюда пригоняют лошадей, когда идет выдача или осмотр, — пояснил ездовой.

В канцелярии Щеглова ждали командиры взводов, старшина, писарь, кладовщики, одним словом, все должностные лица.

— Приемку сегодня начнете или будете отдыхать с дороги? — спросил командир первого взвода, временно исполнявший обязанности начальника Отделения.

— Зачем же откладывать? Сейчас начнем, — ответил Щеглов.

— Тогда пошлю за табуном. Панченко! — крикнул комвзвода в соседнюю комнату. — Пусть табун номер первый гонят на хутор! Да еще скажите Гришину, что начальник приехал!

— Слушаю, — торопливо ответил дежурный и опрометью бросился к выходу.

— Буданцев, узнайте, готов ли обед! — еще раз крикнул командир, и тотчас же дробно затопали ноги по половицам сеней.

«Дисциплинка у них на высоте, — ничего не скажешь. Непохоже на нестроевую команду», — с удовлетворением отметил Щеглов.

Через несколько минут явился Гришин, старый коновод Щеглова, не захотевший расставаться с командиром и по просьбе Щеглова переведенный сюда из Соболева. Гришин доложил, что квартиру нашел хорошую, что обед готов.

— Табун пригонят не раньше, чем через час, — успеете покушать, — предупредительно посоветовал командир взвода.

— Ну, как тебе нравится здесь? — спросил Щеглов, когда они вдвоем с Гришиным шли на квартиру.

— Ничего. Только порядку маловато, — известно, нестроевщина.

— Не сказал бы, — удивился Щеглов и вопросительно посмотрел на коновода, но тот больше ничего не добавил.

Приемка конского состава оказалась весьма сложным делом. В Отделении было около шестисот лошадей. Каждая лошадь была занесена в толстую книгу с наиподробнейшим перечислением всех конских примет и признаков: возраста, пола, масти, сорта, роста, с точнейшим описанием ноздрей, ушей, ног и иных частей тела, если на них имелись отличительные знаки.