Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

Кераитский царь определенно совершил ошибку, не угадав соперника в своем вассале и не уничтожив его, когда того только провозгласили ханом около 1196 г. Когда же у Ван-хана стали появляться тревожные мысли на этот счет, было уже слишком поздно. Возможно, у него действительно возникли некоторые приписываемые ему подозрения; он был уже стар, сед и хотел дожить свои дни в мире, но к разрыву его подтолкнул собственный сын, Илга или Нилга, более известный под своим китайским титулом Цзян-цзюнь, по-монгольски Сангун. Сангун советовал своему отцу Ван-хану поддержать Джамуху против Чингисхана. Он был связан личной дружбой с Джамухой, который, по его приглашению, после краха своего эфемерного царства укрылся при кереитском дворе. Вместе с Сангуном Джамуха разжигал недоверие Ван-хана к его могущественному вассалу, обвиняя последнего, что тот готовит измену. «Я, – убеждал он Ван-хана, – жаворонок, что в хорошую и плохую погоду живет на одном месте. Чингисхан – дикий гусь, который на зиму улетает». В это же время Алтан, законный наследник прежних монгольских ханов, безутешный из-за того, что позволил царской власти попасть в руки выскочки, тоже перешел к Ван-хану и также подстрекал его к войне против бывшего союзника.

В 1203 г. между Чингисханом и кереитами произошел разрыв, ставший решающим поворотом в жизни монгольского героя. Он, кто до сих пор блестяще играл роль второго плана при Ван-хане, отныне будет воевать только за себя и за первое место.

По наущению Сангуна кереиты попытались избавиться от Чингисхана, заманив его в ловушку во время встречи, организованной якобы с целью примирения, потом, когда их ловушка была разоблачена, организовали внезапное нападение, чтобы застать его врасплох. Двое пастухов, Кичлик и Бадай, услышавшие, как кереитский военачальник Еке-черен рассказывает своим о подготовке акции, помчались предупредить Чингисхана. Тот (он причислит их к знати)[116] спешно изготовился к бою. Сначала, как повествует «Тайная история», он отступил к Мау-ундурским горам, где оставил небольшой наблюдательный пост, а на следующий день стал в стороне, возле горы, названной в «Юань-ши» А-лан, Нга-лан по д’Охсону[117]

Хахаджин-алт по Рашид ад-Дину, Халагун-ала по Иасинту[118], Калакалджит-элет в «Тайной истории», у одного из отрогов Хинганского хребта, возле истока Халха-гола. Хотя и своевременно предупрежденный своими фуражирами (людьми Элжидай-нойона), Чингисхан в тот раз разыгрывал, наверное, самую рискованную партию за всю свою жизнь. Атака была очень сильной. Командиры войска Чингисхана, старый Джурчедай-нойон, вождь клана урутов, и вождь клана мангутов Куилдар-сечен, проявили чудеса доблести. Куилдар поклялся и сдержал клятву установить свой туг (штандарт) на холме, расположенном в тылу у противника, пройдя сквозь вражеские ряды. Джурчедай ранил стрелой в лицо кереита Сангуна. Но из-за численного превосходства кереитов Чингисхан ночью оставил поле боя. Его третий сын Угэдэй отсутствовал при сборе войска, как и двое самых преданных ему командиров – Боорчу и Борохул. Наконец они присоединились к нему, поддерживая ехавшего на коне Угэдэя, раненного стрелой в шею. При этой картине, говорит «Тайная история», железный человек прослезился.

Чингисхан, чье войско явно уступало в численности врагу, отступил вдоль Халха-гола в направлении Буйр-Нура и северного Далай-Нура, «что возле озера Тон-ко», как сообщает китайская история «Юань-ши». Возле устья Халха-гола на Буйр-Нуре жили кунгираты – племя, из которого происходила жена Чингисхана. Тот обратился к родне и через некоторое время добился, чтобы она присоединилась к нему.