Степные сказки Семьи Ш'иимар

Разбежались люди, а на обожжённой земле остался лежать сокол-птица, что любовался танцем огненной девы с высоты полета — сильным, видно, оказалось прощальное пламя, достало до небес, опалило крылья сокола. Не мог он шевельнуть крыльями — так сильно болели они, так страшно обгорели перья. А уж о том, чтобы в небо взлететь, и речи не могло статься. Понял тут сокол, что пришла ему пор умирать. Ведь ежели не сможет он подняться в небо, то не сможет и охотиться, не сможет себе добычу найти, голод унять, жизнь поддерживать. Стал он звать на помощь своего приятеля — ветра.

Не сразу откликнулся ветер — видел он — с какой страстью смотрел сокол-птица на огненную деву, и бушевала в душе ветра ревность. Хотел он сам полететь за красавицей и признаться ей в своих чувствах. Но взмолился сокол слезно, помянул их дружбу, их свободу да их взаимовыручку частую. И дрогнуло сердца ветра. Понял он, что не будет ему счастья с порывистой да вспыльчивой огненной красавицей — спалит-иссушит она ветер. А друг, верный и преданный, смертью страшной помереть может, коли не прийти ему на помощь.

Скользнул ветер с кустов, оказался рядом, принялся дыханием своим прохладным остужать обожжённые крылья. А потом вовсе поднял сокола-птицу на руки, да понес в густой лес где на высоком дереве свил в давние годы сокол себе гнездо.

Конец

Омут

Раскинулась по земле степь — выше гор, глубже моря. Кто знает — тот поймет, кто поймет — согласится. Ну, а кто не знает и не поймет — про того и речь не идет.

Поет-шумит по степи ковыль; поют-звенят по степи конские копыта; поют-рассказывают о жителях степей, о вольном ветре, о яром пламени, о ясной воде. Рассказывают о том, что говорили прадедам нынешних стариков их прадеды.

* * *

Давно это случилось. Так давно, что прадеды прадедов нынешних стариков сами еще были малыми детьми и слушали сказки своих стариков; а жили тогда не в пример дольше нынешним временам. И вот что рассказывали те старики.

Жили на свете два друга-приятеля, два пастуха. Гоняли по степи овец, стригли шерсть, меняли ее да овечье молоко на хлеб и одежду — тем и жили.

И вот случилась в степи страшная засуха — ни листика, ни цветка, ни травинки зеленой не осталось — все пожег злой суховей. И решили друзья-пастухи гнать свои отары в дальние степи — за гиблые болота. Собрали овец, оседлали коней, свистнули верного пса и отправились в путь. Днем идут; по ночам костры жгут, овец стерегут — чтобы волки да другие хищные звери не вздумали полакомиться ягненком. Спят по очереди, да и собака их сон охраняет.

День идут, другой идут, третий, четвертый… И добрались через Малый Круг дней до гиблых болот. На болотах же туман поднимается, все звуки глушатся да пропадают, а от трясины гул да вой слышатся.

Посовещались друзья; один и говорит: — Пойду я вперед да разведаю — что там впереди нас ожидать может, да свою часть отары погоню вперед.

Попытался уговорить его друг, что-поначалу-то стоит одного только пса пустить. А коли идти самому, то стоит взять с собой большой фонарь.

Но не послушался бесшабашный пастух, рассмеялся только: — Сейчас солнце встанет, утро настанет, туман растает — все видно будет. А пса одного пускать — так ждать придется — пока вернется. Чем овец кормить будем, где еды добудем?

Вроде и верно все говорил пастух, да неспокойно было на душе его друга. — Ты, — говорит, — будь осторожней: по кочкам не скачи; за собакой следуй — у нее нюх верный; да овец береги. А как до конца дороги доберешься да на твердую землю выберешься — пусти собаку обратно, она весть от тебя принесет.

Уговорились.

Свистнул бесшабашный пастух пса, да и повел своих овец по тропке, ведущей вглубь болот. Час идет, другой, третий… А туман все не рассеивается. Вдруг видит пастух — свет впереди, огонек посверкивает. Пошел-поторопился пастух на свет, пес следом бежит, овец подгоняет. Но все сгущается туман, хотя и огонек все ближе. Заскулил, заметался по тропинке пес, будто чуя беду; зафыркал конь; забеспокоились овцы, сбились в кучу.

Час ждет друга второй пастух, другой, третий… Нет вестей, не прибегает собака. Не выдержал пастух. Поставил всех своих овец в цепочку, коня впереди, повесил большой фонарь на пастуший посох и двинулся вперед. Идет осторожно, каждый шаг посохом проверяет, фонарем дорогу освещает, да коню доверяет: куда тот шагнет — туда и пастух овец ведет.

Час идет, другой, третий, а туман все не рассеивается. Вдруг видит пастух — свет впереди, огонек поблескивает. И слышит — вроде впереди собака воет. Поднял пастух свой фонарь, сжал крепче повод конской сбруи, проверил — все ли овцы на месте, и пошел на огонек. Видит — впереди бочажок, а рядом с бочажком конь его друга стоит — оседланный да одинокий. И ни самого пастуха, ни пса; лишь отара друг к другу жмется, да бродячие огоньки над бочажком роятся.

Булькнул бочажок, завыло из него да по-над ним. Фыркнул испуганно безвсадный конь, попятился, да и угодил в трясину. Заржал, заметался конь, стараясь выбраться, но лишь еще глубже в болото ушел.