Степовой Гулеван

К Цыганевичу идут: "Лиши его наследства!" А Цыганевич: "Удумали? Его наследством наш климат стоит! Вам бы блины, яйца есть - да чтоб не по яйцам честь. Уж коли сыты, не завидуйте - у кого неприкрыты!"

Только он это сказал, а к Гулевану и приклонись - кто? Жены начальства. Зря ли - по Илеку вверх иди - всюду начальство любит на отдых приезжать? Женушки: ку-ки, ну-ки, задницу в брюки, губищи большого пальца толще! крашены - как из мужика крови насосамшись, а глаза горят - еще дай!

Заборы заборами, а задоры задорами. Как рев отдается-разносится! И по лядам до песков-угорья, и по пойме-уреме. Илек-то, вода, хорошо передает рев: сорок львиц да сколь слонов.

Так же и визг сильно слышим. Хохот. До чего дико зверятся: туда-сюда да обратом - клади на ухо вату. От ваты - запрелости, лучше слушать прелести.

Говорят: то начальники, мол, распускают себя, разрядку дают. Вон-де сколь навозят им выпивки по утрам. Ну-ну. Только начальники, мужья-то, чего пьют? Коньяк. А на что везется водочка, когда и ром есть двух цветов, и марочное?

Мужья насосамши коньяку и уложены на покой-вылежку. На то хлыщут бокалами, чтоб дальнейшее не знать, не слыхать. А жены к Гулевану кнута бы им хорошего! Сорок львиц егозливых палки ждут колотливой. А заместо слонов - малый бык, грозен рев. Вот кого водочкой потчуют жены-то - допрежь как львицами встать, уловчиться вспять.

С жен пошло, а промеж мужей поехало... Власть коли и спит, не сопит: поди насыть ее аппетит. И гулеванье-то нужно, и строгость. Порознь оно бывает у многих, но чтоб полезно слимши: у Назария Парменыча проси...

Часов в пять утра над Илеком как дым сырой. Часовые откель ни возьмись, по чагурам. К осокорнику машина съедет. Кому случись увидеть: пеньком замрет. Упаси - заметят! И ровно никто мимо часовых не проходил, а вдруг - бык малый средь осокорей, тальника. Спереди бык лобастый, сзади - осел крупастый; до холки осел как бы. По виду - двужильный. Глаза: с ума съедешь, до чего умные!

Из машины, гляди, выходят. Вышли и к нему. Просят... Ни словца не прослышишь, ни звука. После и машина не загудит, а нет ее - и все. И часовых как не было. Ни человечьего, ни ослиного следка не отыщешь. Или тем более колейки от шин. А место топкое! Синица на ил сядет - и то следок...

Следов нет, а сколь видело-то! Особенно в войну часто видали машину на уреме. Секретно просилось, а Назарий Парменыч давал. И кто просил? Абы с кем вторым или третьим Назарий Парменыч не станет говорить. Хотя бы по климату разговор. Климат - погода, а по погоде - авиация. Кто ее больно способно любил-возносил?.. Кто авиапарады зрил, ус крутил? Ради него давалась погода лучше, чем врагу...

А как в космос посылать - был Хрущев у нас. Сколь нагнал часовых, а две деревни его видели. И не столь он слушал Назария Парменыча, сколь говорил чего-то, толковал. С того космос и забирает продуктов не стало. Да... Тогда-то лишь и был оставлен след. Единединый-то раз. В сердцах, поди, Гулеван допустил. Бычья лепеха, а возле - ослиное яблоко паровое.

Как ездили к Назарию Парменычу даже и при культе, власть сделала съезд с актюбинского шоссе. Насыпан бугорок, положена плитка: "Легендарный комбриг-два".

А для народа у него свои места условлены: где - кустки, сурепица, где - ямка. Почитай, давно прием идет. Жалобу папироской свернул подсунулась. Поди проверь: забрана!

И уж и строг на притеснителя! Смастрячит им козью ножку - уголька в плошку. Будут им вкрячник-цветок да навздрючь-копытце - по межеулку уголек взъездился умыться. Ох, и заделает жулью в ноздри едрит, черен гвоздиком прибит!

Пояснения