Стерегущие золото грифы

Они встретились ночью на окраине стойбища, укрывшись за огромными каменными валунами. На ней был высокий парик, какие носили замужние женщины, а также те, кто достиг возраста двадцати зим, но остался в девушках. Тиылдыс моложе, а это означало только одно – она действительно вышла замуж. Одежда ее была богаче, чем помнил Темир, а вот красивое личико осунулось и не цвело больше весенними красками. Незнакомка.

Тиылдыс кинулась было к нему, но резко остановилась, зажав рот рукой в длинном рукаве, будто сдерживая рвущийся из груди крик.

– Я вернулся за тобой, – тихо сказал Темир, прислонившись спиной к холодному валуну и разглядывая траву под ногами.

Тиылдыс всхлипнула. Темир внезапно осознал, что не помнит ее голоса. Но он отчетливо помнил ее запах. Он подошел ближе. Тиылдыс не только выглядела, но и пахла незнакомо: чужим очагом и редким кориандром.

– Я думала, с тобой что-то случилось, – наконец вымолвила она.

«Да, именно таким ее голос и был тогда».

– Нет, не это. Ты думала, я тебя бросил.

– Я думала, с тобой что-то случилось, – громко и настойчиво повторила Тиылдыс.

Темир бросился к ней и сжал в объятьях. Они говорили сбивчиво, не слыша друг друга, хватаясь пальцами за одежды, будто падая в пропасть и надеясь таким образом удержаться.

– Отец не отпускал меня…

– Мать умерла, а он позвал замуж…

– Я, как мог, старался сбежать к тебе…

– Что мне было делать? Одна, совсем одна, да еще та ночь, помнишь?..

– Я так спешил, но уже знал, что опоздал…

– Это я, я предала…

Он оборвал поцелуем ее покаяние, и она обмякла в его руках.

– Едем со мной, – прошептал Темир в ее раскрытые губы. – Прямо сейчас едем. У меня конь оседлан, только отвязать.

В лучистых глазах Тиылдыс подрагивали слезы.

– Я не могу ехать, – ответила она несчастно. – Нас догонят и убьют. Ты же знаешь, что для жены сбежать от мужа – преступление. Тебя не тронут, но отвезут на суд каана, раз ты не нашего рода. Пощадит ли тебя отец?

– Нет, – честно ответил Темир. – Это будет позор для семьи. Он строг к таким вещам. Но мир огромен, Тиылдыс. Неужели не найдется в нем места для нас?

– Мы не успеем далеко уйти, – жалобно сказала Тиылдыс. – Наши люди все дороги здесь знают. Они легко нас догонят.

– Что с того? – Темир вспыхнул. – Главное, что мы попробуем. А нет – так умрем вместе. Я не отдам без боя ни тебя, ни свою жизнь. Я буду защищать тебя, так что до каанского суда не дойдет.

– Я боюсь. – Тиылдыс больше не смотрела ему в глаза.

Темир опешил.

– Зачем просишь пойти с тобой и искать смерти? А даже и сбежим – что это будет за жизнь? Куда отправимся? Чем будем жить? Все одно – погибнем. Ты пришел увести меня на небесные пастбища, Темир? Я хочу жить…

– Без меня? – раздавленно прошептал он, искренне не понимая, как она могла так думать, так чувствовать.

– Теперь – без тебя! – воскликнула Тиылдыс. – Почему ты такой мечтатель? Стой ногами на земле, Темир! Я хорошо живу теперь, видишь?

Она показала на дорогую одежду. Темир не желал больше это слушать.

– Ты приходишь ниоткуда и уходишь в никуда, когда тебе вздумается. И просишь: «Умри со мной, любимая!» А я жить хочу. Меня теперь защищают и оберегают. Я обута, одета и сыта. Но я всегда буду помнить о тебе, слышишь?..

Она тронула Темира за рукав шубы, но он отвернулся и пошел прочь, спотыкаясь.

– Темир! – окликнула Тиылдыс надрывно.

– Лучше бы ты просто сказала, что разлюбила меня.

Он остановился, все так же спиной к ней. Подумал немного и продолжил путь, не обернувшись ни разу. Тиылдыс плакала, размазывая слезы по лицу.

Откуда-то возникла Шаманка.

– Слезы что вода, – сказала она. – Уйдут в землю, и следа не останется. А слова твои, девушка, – раскаленное железо. Ты клеймо сейчас выжгла у него на сердце, каким хозяин своих лошадей метит в общем табуне. Удержу его до утра. Ночь думай. Надумаешь – приходи. Камни доброе говорят. А побоишься, так разве душа пугливого марала стоит души белого барса?

Шаманка исчезла так же незаметно, как появилась, оставив Тиылдыс в одиночестве дрожать от прикосновений свободного ветра. Но Тиылдыс променяла свободу на шелковые поводья. На следующий день, когда солнце уже стояло в зените, Темир покинул Укок один.

Отец не мог нарадоваться на младшего сына. Всю мечтательность и непокорность выбила из Темира его выходка. Отец легко простил ему побег, догадавшись, почему сын вернулся так быстро и ни с чем. В конце концов, жизнь преподает людям уроки, а когда же еще учиться, как не в молодости? Отец спокойно рассуждал, не задумываясь о том, чего это стоило Темиру.

Прошло несколько зим. Темир сопровождал отца на осеннюю ярмарку, когда в суете и шуме торга узнал нескольких мужчин. Это были укокские всадники, и он сразу указал на них отцу. Тот довольно усмехнулся, но ничего делать не стал.