Стереть из памяти

У нее, Лики, есть Викентий, но любят ли они друг друга? Панфилов и Катя или Панфилов и Ирина. Светлана и Николай, прожившие вместе всю жизнь и выглядящие гармоничной парой. Смотрящий на нее Антон Таланов, обмолвившийся, что не женат, потому что не нашел такую, как Лика. Господи, как же все сложно. «Бремя страстей человеческих»… Прав был Сомерсет Моэм, ой как прав.

– Ладно, молодежь, я пойду, – вздохнул Благушин. – Хотите – заходите в гости. Завтра Иринка отоспится с суток и приготовит что-нибудь вкусненькое. Антон, она будет рада тебя видеть. Нелегко ей сейчас, сам понимаешь. Панфилова под домашний арест посадили, на работе все судачат об их романе, который они старались в тайне держать, злых языков остерегаясь. Эх…

– Понимаю, – согласно кивнул Таланов. – Мы постараемся зайти, Константин Ливерьевич. А во всем остальном… Если это Панфилов жену убил, так Иришке это просто как-то надо пережить. Отрезать и выбросить. А если он не виноват, то все разъяснится и его отпустят. Может, тогда у них и сложится так, как вы говорите. Чтобы настоящая любовь.

– Кто ж знает, – со вздохом сказал Благушин и, попрощавшись, ушел.

– Я зайду? – Антон смотрел на Лику внимательно и с надеждой.

Она покачала головой. Нельзя идти на поводу у краткосрочных порывов. Нельзя, и все. Они ничем не помогают, только еще больше все запутывают. Если Антон сейчас зайдет в ее номер, то останется в нем до утра. Это Лика знала со всей определенностью. А у нее Викентий. И вообще, это мальчишка, а она взрослая женщина и должна быть умнее и рассудительнее.

– Нет, Тошик, – сказала Лика ласково. – Мы оба устали за сегодня. День был длинный и слишком давно начался. Нужно отдохнуть.

– Хорошо, – покладисто согласился Антон. – Какие у нас планы на завтра?

– Я хочу погулять на территории инструментального завода. Я любила там бывать, когда дед еще работал. Мне интересно увидеть, как там сейчас.

– Обычно. Где-то стройка, где-то производство, где-то пустырь. Но если хочешь, то поедем, конечно.

– Мне неудобно тебя напрягать. Ты же наверняка должен работать.

– Поработать я успею. За это не переживай. И ты совершенно меня не напрягаешь. Мне в радость. Так что я в десять часов за тобой заеду. Как обычно.

Да, у них уже появились свои собственные обычаи. Как странно. Помахав Антону на прощание, Лика зашла в отель. На стойке ресепшена горько плакала Ирина. Перед ней стояла тарелка с нетронутыми кусками яблочного пирога. Жалость к девушке сдавила горло.

– Ира, не плачьте, пожалуйста, – начала Лика тихо. – Поверьте, все образуется. Если Влад не виноват, то его скоро выпустят из-под ареста.

– Он не виноват! – закричала девушка на весь холл. Осеклась, потому что проходящие мимо отдыхающие – муж с женой, шествующие в халатах к выходу к бассейну, – шарахнулись от ее крика. Заговорила тише: – Он не виноват. Он просто собирался с ней развестись. Оставить квартиру и вообще все.

– И где бы вы жили?

– Для начала у папы.

Лика вспомнила непреклонное лицо Благушина и покачала головой.

– А папа был согласен?

– Папа не знал. Я не успела ему рассказать, но я уверена, что он не был бы против. Правда, Влад говорил, что мы снимем квартиру. Он хорошо зарабатывал здесь, плюс у него еще есть военная пенсия. Но я не хотела оставлять папу совсем одного. Я и теперь не хочу, хотя папа очень сердится, что я за его спиной встречалась с Владом.

На Ликин взгляд, если бы папа «очень сердился», то вряд ли носил бы своей кровиночке пироги на работу. Несомненно, после смерти жены Ирина стала для Константина Ливерьевича самым близким человеком, дороже которого было трудно кого-то представить.

– Все устаканится, – сказала она. – Поверьте, Ира. Все встанет на свои места, и вы потом будете вспоминать эти события не с улыбкой, конечно, но с легкой грустью. Полиция во всем разберется.

Оставив девушку наедине с ее печалью, Лика прошла в номер и, как была в одежде, легла на кровать. От всех событий и впечатлений дня ее не держали ноги. Позвонив родителям, она выключила звук на телефоне, закрыла глаза и незаметно для себя самой уснула.

Ей снова снился ночной пляж, на который она прибежала босиком, потому что вдруг испугалась за деда. Песок неприятно холодил ступни. Лика переступала с ноги на ногу, чтобы согреться, пытаясь высмотреть что-то в сгустившейся тьме, и вдруг почувствовала под стопой что-то непривычное, тоже прохладное, но гладкое и мягкое. Наклонилась, чтобы рассмотреть получше, подняла с земли какой-то кусок ткани, оказавшийся шелковым платком в бежево-бордовую клетку, всемирно известного бренда, очень дорогого. Катька Батурина говорила, как он называется. Она, как и Регина, тщательно следила за новостями моды, хотя денег на покупку чего-то подобного у них в семье, разумеется, не хватало. Внутри сна Луша подумала о том, что хозяйка платка наверняка расстроится, что его потеряла. Вещь действительно дорогая, статусная. Она хотела положить ее в карман, чтобы потом отдать, но тут луна вышла из-за туч, и Луша увидела лежащее на песке тело с ножом в груди. Дедовым ножом.