Стериум

Нет ни какой нормы для создателя, тот кто создает образы мыслей находится в небытии, мифан, и никуда не девается, а будучи в состоянии создавать образы, он мыслями этих образов входит в алфавитную схему образовательного бытия чертей двенадцатимесячной календарной системы и этими мыслями вариативных постановок пытается из этого бытия выйти, путем, допустим, философских построений, но и философия складывается в объяснениях все теми же знаковыми, буквальными построениями вариантов доказательства, где даже отрицание оно из тех же буквальных символов, где образ лишь создается отрицательным образом, но образом все того же мира, который изначально в появлении пояснения стал накладываться в персональном, письменном повествовании. Потому и выход из образованного мира делается также в персональном повествовании форм, планэтической проекцией раскрытия творца книжноперсонального образователя, автора. То есть с проекцией выхода за книжный, где находится писатель, создатель, буквально образующий генетический, реальный мир, книжный мир, душевный. Тогда (писатель19) создатель находится, понятно, в безобразии мифа, а творение его, буквально образное и есть мир формул, терминов, где для персон он бог, где имена, душ образов под общим названием «человек» всего лишь персонафикация буквальных иллюстраций, пер-дух сна, фикация – (гряз-вонь-ряса, риза, говно, гумно, гомо) испражнение, освобождение. Вытесняя образы на лист бумаги. А тот, кто находится под образным впечатлением водительством сознания знаковых иллюзий и пытается познать запредельное, или осветить то, что находится за образной иллюстрацией сознания, увидев, например, в микроскоп живые ниализмы (представителей безобразия), давая им опять же названия из сознательной сети иллюстраций, такие существа называются «иллюминаты», ибо эти существа создают эллюминацию освящения мифа миром просвещения, от этого они нация люми. Я слышал про иллюминатов, переводится «просвещенный» (образы науки противостояли образам религии). Кстати! Иллюминатом было существо по имени Галилей, и когда католическая церковь стала оказывать на них давление, они стали существовать тайно, хотя те и другие существуют по описательному образу во мраке. Я хочу попросить тебя написать мой портрет, – попросил он, – знаешь ли, хочу полюбоваться собой, потешить самолюбие, посмотреть, как выгляжу в реальности. Я хотел возразить ему, даже аргумент выдвинул, что мол не портретист, он же не дал мне договорить, уличая опять же во лжи, сравнив меня с кучкой мусора, которую он намел. Смотри, говорит он мне, показывая на кучку, эта кучка собранная мной стояла свободной, никому не мешала, но ее все-таки, видишь, распинали, люди проходящие возле нее и по ней. Эта кучка, ты, со своей свободой, и разбросанный на мелкие части ты хочешь снова собраться в единую кучку, но никому нет дела до тебя, ни кто не хочет собрать тебя, точнее, помочь собраться, хотя почти каждый из шедших прохожан любят чистоту, комфорт, и также свою мечту о свободе, и в связи с этим твоя мечта о свободе их не интересует. Ты будешь собираться сам, ветром, а прохожие тебя снова будут распинывать, и сейчас, сидя со мной в облике человека, ты раскидан и пытаешься собраться воедино, и вот эта печатка, – (он указал на работу мастера ювелира), – с брюликом, вобрала в себя часть тебя. Я бывал на твоей выставке, точнее на базаре, и видел твои возможности. Пойдем, говорит, прямо сейчас и займемся делом. А как же ваша работа? – спрашиваю его. Ты же видишь Юра, что мусор уносят на подошвах, а чтобы собрать новый, нужно пожертвовать своей свободой, лучше уж я разделю ее с тобой.