— Заступ за черту, — не сдержавшись, бросаю я зло.
Она усмехается.
— Знаешь, я и сама еще помню, как это бывает, когда ты молода и хочешь быть с кем-то.
— Тогда почему мне нельзя даже пробежать с Беном на собрание?
— Потому что нельзя. Но, как тебе известно, я не всегда согласна с твоим отцом. Да, если подходить официально, он прав и мы не можем позволить то, что чревато для тебя неприятностями, согласна? Но давай подождем немного, а потом посмотрим, что и как. Может быть, и с Беном как-то устроится. Но, боюсь, только под надзором. — Она улыбается. Старается помочь. Думает, что она на моей стороне. Но все намного сложнее, чем можно представить.
Если бы только я могла поговорить с Беном с глазу на глаз, убедить, открыть ему глаза.
Подожди-ка минутку.
— Пожалуй, кое в чем ты действительно могла бы помочь.
— И в чем же?
— Приезжай за мной сегодня чуточку позже, а? Задержись ненадолго. Нам нужно поговорить. Всего лишь несколько минут. Разобраться.
— Если отец узнает, он мне голову оторвет.
— Я ему не скажу!
Мама вздыхает.
— Ладно, я тоже. Дам тебе двадцать минут. Достаточно?
— Спасибо.
— Надо же, ты еще улыбаешься. Постарайся и меня встретить с той же улыбкой, хорошо?
Групповое собрание начинается как обычно. Пенни пришла в ярком джемпере и выглядит чересчур бодрой и неестественно веселой. Бен по обыкновению опаздывает и не садится рядом со мной. Обидно и досадно. Злится из-за вчерашнего? Из-за того, что я ушла?
Разговоры в Группе пустые и бессодержательные и вертятся вокруг вещей, совершенно незначительных. Ловлю себя на том, что каждую минуту поглядываю на часы. Собрание немного затягивается, и я прикусываю язык, чтобы не сорваться. Пенни наконец отпускает нас, и Бен поднимается и идет к двери. Срываюсь с места и едва успеваю перехватить его.
— Подожди.
Он поворачивается и впервые за вечер смотрит мне в глаза. Ничего не говорит, и молчание — кинжал в грудь. Отступить бы и тихонько уползти, но мне надо поговорить с ним, найти такие слова, которые убедили бы его отказаться от планов.
— Бен, мы можем поговорить? Пожалуйста. Мама приедет позже, и у нас есть немного времени.
Он оглядывается. Пенни на нас не смотрит, разговаривает с чьими-то родителями.
— Ладно, пошли.
Мы выходим на улицу, минуем парковочную площадку и останавливаемся в тени.
— Сердишься? — спрашиваю я и тут же отчитываю себя за несдержанность. Столько всего нужно обсудить, а это могло и подождать.
Бен качает головой.
— Конечно, нет. Но стараюсь держаться подальше. Не хочу, чтобы тебя связывали со мной потом, когда что-то… — Он переводит дух. — Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
— То есть ты так и не одумался? Планируешь идти до конца?
— Ты ведь на самом деле не думала, что я передумаю?
— Не думала, но надеялась. Подожди хотя бы, пока не увидишься с Эйденом. Он расскажет, как они это делают. — «Отговаривай его, отговаривай».
Бен качает головой.
— Послушай, я не передумаю, — говорит он негромко, но твердо. — И, по-моему, Эйден сам толком ничего не знает.
— Пожалуйста, Бен. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Его взгляд смягчается.
— А мне бы хотелось утащить тебя в лес и целовать. — Но вокруг нас машины, и дети, и глаза, глаза повсюду. Он берет меня за руку. — Пока и этого достаточно.
— Бен, ты должен прислушаться к голосу рассудка. Пожалуйста.
— Мы ведь уже закрыли эту тему, разве нет?
— Как именно ты намерен это сделать?
— Просматриваю оборудование в маминой мастерской. На выходных с чем-нибудь определюсь.
— Так скоро?
— Да. Мама уезжает к папиной сестре — у нее родился ребенок. А папа уже там. Я убедил их, что вполне справлюсь со всем один.
Смотрю на него просительно.
— Бен… пожалуйста…
— Кайла, послушай. Если получится, мы и твой сможем срезать. И тогда убежим куда-нибудь вместе. Без «Лево» нас никто не сможет разлучить.
— А как же террористы? — шепотом спрашиваю я. — Или ты уже отказался от этой идеи?
Он качает головой.
— Вот так. Мы с тобой и террористическая организация. Лучшего и не пожелаешь.
— Подумай. Мы могли бы изменить мир.
Мама въезжает на стоянку и машет рукой.
— Мне нужно идти.
— Не улыбнешься, Кайла?
Я плюхаюсь на заднее сиденье.
— Мне жаль, — говорит она.
Дома я отказываюсь от чая и, не слушая выражений сочувствия, ухожу к себе. Но от мыслей не убежать. Представляю, как Бен пытается срезать «Лево» и кричит от боли. Выживает — уходит к террористам.
Я должна его остановить.