Они пропускают нас в дом, заходя следом. В гостиной, за большим деревянным столом, где мы обычно все вместе ужинали, накрыто к обеду. И пахнет очень здорово. С неохотой признаюсь, но моя мама готовит превосходно. К примеру, ее ежевичный пирог прославился на всю улицу. А мой желудок скручивает тут же от чувства голода и мысленно я, конечно, облизываюсь, пуская слюни. А с учетом того, что ем я теперь за двоих, мне очень сложно отказаться от еды.
Молча мы с Агнес оставляем сумки в гардеробе, снимаем верхнюю одежду и, пройдя к столу, садимся за него. Мама говорит ни о чем: об ухудшавшейся погоде, о папиных коллегах, которые работают вполсилы, о перебранках с соседями (в которых, я знаю, она же сама и виновата). Я, не комментирую ни одного ее предложения, в отличие от Агнес, просто наслаждаюсь едой. Ох, этот мясной рулет достоин лучшей кулинарной награды!
– А ты что скажешь, дорогая? – слышу, как говорит мама, и после длительного молчания, вскидываю голову, понимая, что обращаются ко мне.
– Аа? – глупо переспрашиваю, удивившись. – Я? – прожевав кусок, отпиваю воды из бокала. – Ну-у,… все очень вкусно.
Папа, приложившись к стакану сока, смеется, пряча улыбку за стеклом. Мама лишь слегка улыбается, и даже теперь улыбка выходит у нее вымученной. Она накладывает всем в тарелку свой знаменитый зимний салат из тушеного мяса.
– Почему бы не перейти к сути дела? – вдруг предлагает отец, и на мгновение мне кажется, что пригласили нас сюда, чтобы убедить отдать ребенка на усыновление.
Но ведь не могут родители быть настолько бесчеловечными?..
– То есть? – спрашивает за меня, Агнес, замерев с вилкой около рта.
Мама поглядывает на отца и своим плечом намеренно задевает его.
– Мы же договаривались ведь, – цедит сквозь зубы она. – После ужина, Морган.
Папа, высунув руки из-под стола, указывает на нас.
– Ну, ты же видишь, они ничего не говорят. Молчат. А я, знаешь ли, не могу из них слова вытягивать.
Моя мать испепеляет отца взглядом.
– Мы так не договаривались, – повторяет она тверже, после уткнувшись в свою полупустую тарелку.
Изучая лица родителей, я отвлекалась от сути. Осушив бокал с водой, я, наконец, взрываюсь.
– Да что происходит, черт возьми?
– Прибереги ругательные слова для другого случая, дочка, – обиженно вставляет отец.
Как ему удается заставить чувствовать меня виноватой, когда, на самом деле, самый главный виновник здесь – он?!
– Ой, папа, пожалуйста… – начинаю я, но Агнес накрывает мою ладонь своей, успокаивая.
Мама, вздохнув, доливает мне воды, и я тут же делаю несколько глотков.
– Нам всем нужно успокоиться, – говорит она, а я перевожу взгляд на настенные часы, которые висят над столом с того момента, как себя помню.
Они украшены резьбой из дерева, вырезаны цветы и узоры. Сколько лет прошло, а часы до сих пор исправно работают и радуют глаз коричневым блеском. Звонок на телефоне Агнес обращает внимание всей семьи на часть стола, где сидит сестра. Песня группы Nickelback
, которая играет, когда ей звонит муж, заполоняет крохотную гостиную. Молодая жена извиняется и шагает к выходу из комнаты, чтобы ответить на вызов.– Ну, что же, – мама сцепляет пальцы вместе и заметно нервничает.
Я вижу, как Агнес, разговаривая с Аароном по телефону, через щель в двери, наблюдает за мной. Я ей киваю, подтверждая, что все хорошо. Пока еще.
– Мама, пожалуйста, не нужно заставлять меня нервничать, – кладу руку на свой живот.
Малыш пока не дергается. К сожалению, он не идет навстречу врачам, и не хочет дать ответ на один из самых важных вопросов: мальчик или девочка? Прячется. Но я рада одному тому, что развивается он хорошо, несмотря на мои переживания и угрозы выкидыша. В голове не умещается то, что однажды я хотела избавиться от него. Этот ребенок стал частью меня, он укрепился в моем сердце, и я люблю его, еще даже не родившегося. Достаточно было услышать стук его маленького детского сердца, чтобы ощутить самые теплые в мире чувства.
Отец кивает матери, и они оба встают, попросив сделать то же самое мне. В эту минуту в гостиную входит Агнес. Она растерянно смотрит на троих взрослых поднявшихся из-за стола.
– Что происходит? – Сестра складывает руки, в ладони одной из которых держит телефон, на груди.
Я пожимаю плечами.
– Как вы, наверное, знаете, – начинает папа, невзирая на наше непонимание, и поднимается по лестнице на второй этаж, – мы с матерью копили деньги на путешествие в Грецию в честь скорой годовщины свадьбы…
Он делает многозначительную паузу, встав на последней ступени, и оборачивается к нам. Взмахивает рукой, глядя на нас сверху.
– Ну, же, ничего страшного в этом нет, – усмехается седовласый мужчина с едва заметным животом. – Идемте за мной. Сара, – говорит он матери в шутку укоризненно, – чего же ты стоишь и так испуганно на меня поглядываешь?
Мама в тот же миг, словно, приходит в себя. Опомнившись, она берет нас с Агнес за руки, и впервые в жизни я вижу ее улыбку. Добрую улыбку. Не мстительную или злую, – а добрую. Невероятно.
– Идемте, – кивнув рукой на отца, приглашает меня и Агнес наверх.