Чашка полетела в Роберта. Как опытный герой- любовник, о голову которого ревнивые мужья не раз пытались разбить вазы, он увернулся. Остатки кофе окрасили халат.
— Иуда! За сколько продал душу демону? Дешевка!
Я вскочила. Злость требовала действия. Вчерашний халат съехал на бок. Я кинулась к шкафу, схватила первую, попавшуюся под руку тряпку и хлопнула дверью ванную.
Ненавижу!
— Оля, ты можешь говорить обо мне все, что хочешь! Я, наверное, даже заслуживаю этого, но…Тебе стоит меня выслушать. Ты меня знаешь, я способен на глупость, на трусость, но не на подлость. Помнишь, в прошлом году ту машину на горном повороте, из-за которой мы чуть не слетели с обрыва? Знаешь, кто был за рулем? А тогда ночью после выступления, когда кто-то пырнул тебя ножом? Знаешь, что тогда сказал охранник клуба?
— Иди к черту, тварь продажная!
Я схватила подсвечник, швырнула в дверь.
— Хорошо, хорошо, я ухожу! Захочешь поговорить, найдешь. Но ты же умная девочка, ты же знаешь — случайностей не бывает.
Я слушала, как Роберт закрыл за собой дверь.
Я слышала, как капает вода.
Кап, кап, кап…
Плакал кран.
Случайностей не бывает.
Я часто скользила по грани — пропасть, нож, ступенька, колеса автомобиля. Нелепые случайности и несчастные случаи. Ами и Людви всегда оказывались рядом. Я пела, они сочиняли музыку, они играли музыку отражений, которую без меня им никогда бы не сыграть, а мне никогда бы не спеть этих песен без них…
Поэтому, не важно. Уже не важно. Никогда не важно.
Дверь в ванную распахнулась, и на пороге появилась Кавдрадама.
— Сидишь, зараза!
Я закурила, села на бортик ванной и посильней включила воду, выливая в нее полпузырька чего-то химически-косметического.
— Совести у тебя нет! — прорычала Квадрадама, сплевывая на пол, — такой красивый мальчик, и сдохнет из тебя!
Я выпустила дым в потолок и прямо в халате плюхнулась в просторную ванну.
— У-у-у! Проститутка! Он такой вежливый, такой молодой! И душа-то у него, как у младенца!
— У кого, у Роберта, что ли? Младенец! Иди, поменяй ему памперс!
— Ну вот тебе, что, сложно что ли?
— Сложно что? А-а-а, халат снять! Да, нет — не сложно!
Я бросила мокрый халат на пол, и растянулась в теплой воде.
Квадрадама злилась, пыхтела, но не уходила. И ее злость немного меня успокаивала.
— Нет, ну сходи ты с демоном, поужинай. С тебя не убудет, а человеку и душу спасешь, и жизнь.
— Ты это о чем, жертва спортзала, а? — спросила я, отшвыривая потухшую сигарету и раскуривая новую.
— Про то! Совести у тебя нет.
Квадрадама хлопнула дверью.
— Зомбик запал на Крысотульку! — крикнула я вдогонку. — Принеси кофе с коньяком! Может быть, разбудишь мою совесть!
Пена разрасталась как дрожевое тесто, выплевывая в воздух десятки мыльных пузырей. Вдруг оди из пузырей оторвался от общей стайки, подпрыгнул вверх, коснулся потолка и стал плавно, покачиваясь опускаться, на ходу раздуваясь и округляясь. Пузырь спустился и завис перед моим носом. На нем прорисовались две черные точки, а под ними длинной ниточкой растянулся рот и изогнулся в некое подобие улыбки.
— Эй, не кокетничай! Уж, кто-кто, а нас, бесов, не проведешь! У твоей совести перманетная бессоница!
— Брысь отсюда, мелочь бесятская!
Я прицелилась и хотела попасть окурком снеговичку- бесу в глаз, но окурок прошел посередине пузыря и у бесенка появился нос с обугленными краями, который шипел и выпускал черный пар. Снеговичок захихикал, захлопал округлившимися глазками и с неприличным видом ушел под воду, вспенив мне пену чуть ли не до потолка и расплескав пол ванны на пол.
Но он был в чем-то прав, если моя совесть и дремала, то крайне чутко.
За пределами комнаты декорации сменились кардинально. Каменные стены, факелы, маленькие окошки, узкие лестницы, круто уходящие вверх. Я нашла Роберта на верхней галерее у оконного пролета. Я подошла вплотную и вздрогнула. Отсюда открывался потрясающий вид. Мы были на самой высокой башне убежища демона, которое приобрело вид готического замка, величественного и мрачного, похожего на коршуна, зависшего на головокружительной высоте. Внизу плескалось море, подернутое радужной дымкой, оно казалось мне огромным разволновавшимся зеркалом, покрытым туманом, как кружевной фатой. Море пело, набегая на берег, лаская одинокую скалу с упрямым можжевельником. Крошечное деревце с растопыренными ветвями зависло, как страж между двумя мирами, подцепив на самую длинную ветку обрывок тумана. А там, за этим туманом прячутся все те, кого я люблю. Любила. Мне захотелось пропеть свою тоску или нарисовать…
— У тебя нет бумаги и карандаша?
— Что? — спросил Роберт удивленно.
— Бумаги и карандаша? Нет ли у тебя?
— Хм, у меня нет. А что, очень надо?
— Очень, Роб, очень-преочень.
— Маечка, солнышко, а не принесешь ли ты мне альбом и карандаш, моя красавица? — громко прокричал Роберт.
— Угу, как же, услышит она тебя.
Услышала. Слух у Квадрадамы оказался острым, как крысиный коготь. А еще у нее оказалась пара толстых альбомов для рисования и связка отлично отточенных карандашей. Квадрадама нежно посмотрела на Роберта, зло на меня и гордо удалилась.