Стерва на десерт

Следующий час мы приводили себя в порядок: мылись, оттирались, зашивались, расчесывались, обливались духами, хоть это мало помогало, ибо бомжевый душек сдаваться иноземным врагам не собирался, и перебивал французский парфюм без всяких усилий.

Наконец, более менее пристойный вид был восстановлен. Мы, бледные от усталости, сверкающие чисто умытыми, естественными лицами, расселись вокруг электрочайника, взяли по конфетке, то-о-лько приготовились испить бодрящей жидкости, как…

Тук-тук-тук.

— Открыть? — испуганно пискнула Маринка, ставя свою чашку на стол.

— Открой.

— Да-а? А вдруг это Русов?

— И что?

— Заругает. Я его боюсь.

— И что теперь? — хорохорилась Маруся, но сама не подумала даже привстать.

— Я открою. — Сказала я и смело распахнула дверь.

Страшного ничего не произошло. В сумраке коридора я разглядела очертание мужской фигуры. Очертание напоминало гору Айюдак, это означало, что в нашу дверь стучал электрик Сеня, именуемый в нашем коллективе Слоником за свою молодость и габариты — из всех институтских великанов он был самым масштабным.

— Чего тебе? — не слишком приветливо осведомилась я.

Слоник смущенно улыбнулся — для человека-горы он был очень застенчив.

— Я тут кое-что нашел, — сообщил он и, чуть не размазав меня по стене, втиснулся в комнату. — Девочки, это не ваше?

Он поднял руку, в которой был зажат измятый, местами грязненький лист, размером с альбомный, исписанный ровными машинописными строчками.

— Чего это? — привстала со своего кресла Марья.

— Документ, кажется. Вы ведь разные документы обрабатываете, да? Приходы всякие, расходы, дебеты, кредиты…

— Дебеты это не мы, а бухгалтерия, — прервала я поток его красноречия.

— Да? А я считал… — Он надолго задумался, рассматривая находку, вертя ее и так и эдак, потом сунул ее мне под нос. — Нет, это точно вы потеряли. Здесь много непонятных слов. И формулы какие-то.

— Нет, это точно не мы, — заверила я, безрезультатно подталкивая Слоника к двери.

— А кто же? Мимо нашей комнаты больше никто не ходит, кроме вас.

Это точно. Тот отсек коридора, где располагаются наши с электриками коморки (мы соседи), радиорубка да кладовка дворника, является не очень популярной пешеходной трассой. Нихлоровцы предпочитают сделать крюк: обойти вторым этажом или даже улицей, чем пробираться в кромешной тьме. А тьма в нашем коридоре стоит непроглядная — из-за отсутствия окон, и перманентная — из-за гнилой проводки. По этому, можно сказать, что мы обитаем на выселках, хоть отделены от фойе лишь дверью.

— Где, говоришь, нашел? — поинтересовалась я, попытавшись выдернуть находку из толстеньких, но цепких Сениных пальцев.

— Да говорю же, в коридоре. Я этот документик там и подобрал, прямо у двери в радиорубку. Иду, смотрю, кошки Васины шустрят, играются с чем-то… Вася, это мой напарник, знаете, наверное, Вася Бодяго…

— Да кто твоего Васю не знает. Его кошки весь институт загадили. Ты по делу, по делу, — направила разговор в нужное русло нетерпеливая Маруся.

— Да. Ну вот… О чем уж я там говорил? А! Подошел, значит, отогнал кашаков, смотрю — бумажка. И сразу решил, что вы потеряли. А кто ж еще? — Он распрямил лист, разгладил руками, стряхнул с него песок, и только после этого протянул мне. — Он ваш?

— Не-е! — хором ответили все присутствующие.

— Наш! — гаркнула я и сдвинула-таки его к двери. Пусть выметывается, решила я, а с листком потом разберемся.

— А они говорят, не ваш, — пожаловался он.

Я распахнула дверь, подпихнула его коленом к выходу. Слоник потоптался на пороге, пожевал губами воздух, вздохнул. Потом лицо его прояснилось.

— Но вы ведь все равно передадите документ хозяину, да?

— Конечно. Всенепременно.

— До свидания, — попрощался он со мной. И с чувством исполненного долга он шагнул в темноту.

Я уже готова была захлопнуть дверь, как Слоник вновь подал голос, но в этот раз обращался он не ко мне.

— Товарищ, это не вы документик потеряли? — прокричал он в темноту.

— Ты к кому обращаешься? — опешила я.

— Да вон там кто-то… Товарищ, если вы потеряли, то я его Леле отдал! Эй! — Слоник аж вытянулся весь, пытаясь разглядеть невидимого «товарища». — Эй! Постойте! Эй!

Сначала мне показалось, что Сеня бредит, ибо лично я в кромешной тьме коридора не увидела ни одной живой души. Но потом, когда последнее «Эй!» слетело с губ Слоника, я услышала тихий топот удаляющихся шагов, и поняла, что в помещении был еще кто-то третий. От этого открытия мне стало не по себе. Что и не удивительно, в свете последних событий.

— Кто это был, Сень?

— Не знаю.

— Но это мужчина?

— Не знаю.

— Как — не знаю? — осерчала я. — Ты же к нему обращался, как к мужчине.

— Я? Обращался? Как к мужчине? Когда?

— Ты кричал — товарищ. А это мужской род.

— Почему мужской? — удивился он.

— Ты в школе учился? — Он кивнул. — Три класса закончил? — Опять кивок. — Тогда ты должен знать, почему.

— А как же товарищ Крупская? Она тоже мужского рода была? — прищурился он. — Это мы тоже проходили. Уже в 5 классе. Товарищ, это не род… это… это…гордо звучит… это…

— Ты, Сеня, на выборах случайно не за Зюганова голосовал?

— А как ты догадалась? — почему-то обрадовался Слоник.