Стервятник

– А она тебе с размахом изменяет, знаешь?

– Предполагаю, – после короткого молчания сказал Родион.

Не рассказывать же ей про фешенебельное заведение и чертова доктора?

– А я вот не предполагаю, а знаю. Хочешь, покажу что-то?

– Ну, давай…

Она вскочила, быстренько запахнувшись в халатик, – в отличие от Лики, стеснялась расхаживать обнаженной перед лежащим в ее постели мужиком, прошлепала босыми пятками к серванту, повозилась там и вернулась с большой фотографией.

Родион всмотрелся – и не испытал особого потрясения, куда там после камерного видеопросмотра… Скорее уж ощутил удовлетворение охотника, узревшего на мокрой земле четкий след…

Интерьер был Родиону совершенно незнакомым – уголок комнаты, оклеенной пестренькими обоями, больше похожей на обычную квартиру, чем на какой-нибудь офис, красивый мини-диван, обитый вишневой тканью.

И обнаженная пара на этом самом диване – сидят в спокойной, непринужденной позе, обнявшись и держа на лицах легкие улыбки довольных жизнью и друг другом людей. Лика – и тот тип, что был с ней в усачевском заведении. Родион его моментально опознал, совсем нетрудно было…

– Помнишь, у меня был день рождения? – сказала Маришка. – Она тогда здорово поддала, вот и почирикали две сестрички за жизнь крайне откровенно. Ты уснул, набравшись, а мы на кухне шампанское доканчивали, она определенно жалела потом, что распустила язычок, жуткие клятвы с меня брала, я и молчала старательно целых полгода – а теперь вот не выдержала. Фотку то ли она забыла, то ли я сперла, уж и не помню сейчас, обе были хороши. Она и не хватилась потом, там штук десять было – да и я ее только через два дня нашла под книгой…

– А это что за хрен? – спросил Родион грубо. – Говорила она?

– С ее фирмы, тоже какая-то шишка ее полета.

Родион замолчал, разглядывая фотографию в тусклом сиянии ночника. Фыркнул сердито – представил, насколько безобидно она выглядит на фоне иных запечатленных изысков…

– Только ты меня не закладывай… – с неподдельным беспокойством сказала Маришка – молоденькая фермерша, боровшаяся за свое счастье чисто крестьянскими методами…

– Могила, – сказал Родион серьезно.

Наконец-то он понял, что вывело его из себя: не цветной снимок в стиле «ню», а поэтическое содержание, если можно так выразиться, мать его за ногу…

Самое удручающее – в этой фотографии не было ни капли вульгарного, порочного, похабного. Даже здоровой эротикой не пахло, пожалуй. И не имело значения, что оба сидят обнаженными, – лица и позы столь безмятежны, естественны, чисты, что любой, самый предвзятый наблюдатель узрит непременно влюбленную пару. Людей, связанных настоящим чувством. У Родиона хватило беспристрастности это понять.

Это-то и бесило неимоверно – не то, что Лика валялась под чужим мужиком, не то, что они устраивали раскованные сексуальные забавы, даже не то, что некий посторонний предмет побывал в ее губках – а то, что она, сучка, была в этого скота влюблена. И сама была для него чем-то большим, нежели обыкновенная любовница, с которой хорошо потрахаться на уютной безопасной хате…

Просматривая видеозапись, он злился, и не более того. Зато теперь чувствовал себя обворованным. Ограбленным. Неимоверно униженным чужой любовью, обращенной на принадлежащее ему, – любовью, не оставшейся безответной…

– Слушай… – неуверенно протянула Маришка.

– Я спокоен, – сказал он сквозь зубы. – И даже весел…

– Правда? – с сомнением спросила Маришка. – А лицо у тебя злое…

– Ну, а что же ты хочешь? – хмыкнул Родион, поймав ее за край халатика и усадив рядом с собой. – Чтобы я с каменным лицом встречал такие новости? Как-никак законная супруга… А что она вообще говорила?

Маришка замялась. Родион опрокинул ее на кровать и принялся щекотать. Она вырывалась, отчаянно повизгивая, шлепала его по рукам, но освободиться не могла.

– Защекочу ведь, – сказал он весело, и в самом деле не мучаясь уже нисколечко. – А то и хуже – халат сниму и голенькой по комнате пущу…

– Родька…

– Колись, несчастная…

– Ну, что… Говорила, завелся друг, и давненько. Настоящий мужик, мол, не то что некоторые, и на ногах-то он уверенно стоит, и по жизни идет уверенной походкой бульдозера на дизельном топливе…

– Разводиться со мной не собиралась, часом?

– Вот это нет, – серьезно сказала Маришка. – У него, изволите ли видеть, двое очаровательных карапузиков, и они ухода папочки не перенесут. Похоже, правда. Лика говорила, ужасно мучаются они оба, и жаждут соединить судьбы, и карапузиков не хотят сиротить…

– Как-кое благородство души… – процедил Родион сквозь зубы. – Мариш, а ведь не любишь ты сестренку, нет?

– Как тебе сказать… – вздохнула Маришка, сбросила халатик и нырнула под простыню, тесно прижалась к нему. – Есть у нее одно поганое качество – вечно стремится над окружающими властвовать, как царица – пажами… Если бы не это…

– В точку, умница ты моя… – задумчиво кивнул он.