Стервятник

Они устроились на заднем сиденье – два лейтенанта, один совсем молодой, другой постарше Родиона, лица угрюмые, усталые.

– С работы? – спросил он.

– Ну.

– Я тоже, – сказал он, хохоча про себя от великолепной двусмысленности, таившейся в этой реплике, о чем лейтенанты, естественно, и не подозревали. – Пахал, как папа Карло…

Лейтенант постарше что-то неразборчивое промычал из вежливости. Какой-то мелкий бес так и тянул Родиона за язык, он, прокашлявшись, спросил равнодушным тоном:

– Много работы?

– Выше крыши, – сказал лейтенант постарше. – А зарплату опять задерживают.

– Что, и у вас? – искренне удивился Родион.

– А что мы, особые? – хмыкнул лейтенант помоложе. – Наша служба и опасна, и трудна, а зарплата-то как будто не видна…

Лейтенант постарше, должно быть, свято соблюдавший честь мундира перед посторонним, неодобрительно покосился на младшего напарника, и тот смущенно умолк.

– У нас последний месяц вообще не платили, – сказал Родион чистую правду.

– Это где?

– На «Шантармаше».

Лейтенант постарше немного оживился:

– Ну да… У меня жена на «Шантармаше» работает. Наслышан. Слушай, это правда, что вас вообще закрывать собираются?

– Да ходят такие слухи, – сказал Родион. – Толком никто не знает. Глядишь, и закроют…

…Проезжая мимо ресторана «Хуанхэ», он машинально притормозил, но скамейка у остановки, разумеется, была пуста, никто на ней не валялся, и женщины в белом плаще нигде не было видно…

С тайниками никаких проблем не было – и автомат, и миллионы в пластиковом пакете он оставил в гараже, куда Лика никогда не заглядывала, а ключи имелись только у него. Ну а пистолет, конечно, взял с собой – не мог с ним расстаться.

Глава одиннадцатая Пещера благородного разбойника

Помимо всех прочих достоинств, у импортных телевизоров есть и такое: они чертовски легкие по сравнению с отечественными ящиками, выполненными словно бы из листовой стали.

Правда, габариты остаются габаритами, тут уж ничего не попишешь. Родион с Вадиком Самсоновым, ухватившись с двух сторон за вырезанные в плотном картоне ручки-отверстия, волокли огромный ящик на девятый этаж – в лифт он не вошел, российские лифты, даже в домах новейшей постройки, но рядовой серии, на такие предметы не рассчитаны. Было не то чтобы тяжело, но неудобно. Раза три останавливались и, малость передохнув, менялись местами.

– В общем, официальный любовник ничем от официального мужа не отличается, – пропыхтел циничный человек Самсонов. – По дому так же помогать приходится, что неутешительно… Мы где?

– На шестом вроде бы, – сказал Родион. – К сожалению.

– Ничего, доплетемся, тестев коньячок оприходуем безжалостно. Не купюру же с него брать – а пуп напрягать совершенно задаром тоже вроде бы негоже…

– С Наташки получишь, – фыркнул Родион.

– Так это само собой, и к вознаграждению за труды вроде бы отношения не имеет… Взяли?

– Взяли, – вздохнул Родион.

Они подхватили ящик с красивыми фирменными надписями и поволокли дальше, лениво чертыхаясь, скорее по обязанности русского человека, не привыкшего выполнять работу без ритуальных сетований на судьбинушку Самсонову, былому сокурснику и компаньону по иным забавам, имевшим место быть до женитьбы Родиона на Лике (да и потом, что греха таить, иногда по старой памяти случалось всякое), Родион не то чтобы завидовал – скорее, слегка удивлялся капризному норову Фортуны, из двух практически одинаковых заготовок производившей два совершенно разных изделия.

Вадьке Самсонову не то чтобы все удавалось – просто, как говорится, умел ухватить у жизни. По табели о рангах «Шантармаша» он располагался гораздо ниже Родиона – зато уже три года параллельно с основной работой крутился в одном из множества загадочных кооперативов и прочих акционерных обществ (другой псевдоним – малые предприятия), которыми завод как-то незаметно ухитрился обрасти. А может, и не в одном – во всем, что касалось сих таинственных фирмочек, то ли перепродававших с наценкой шантармашевские холодильники, то ли торговавших неведомо откуда взявшимся спиртом, Вадька сохранял упорное молчание и притворялся, будто не понимает Родионовых намеков насчет готовности примкнуть к строителям капитализма (так что Родион в конце концов, чтобы не унижаться лишний раз, перестал навязываться).