– Не бери к сердцу, просто я тот след всю дорогу искал, а ты думал лишь о задержании, – мягко улыбнулся сыщик и снял трубку зазвонившего телефона. – Слушаю вас внимательно.
– Здравствуйте. Можно попросить полковника Гурова?
– Здравствуйте, – ответил сыщик. – А кто его спрашивает?
– Человек, который располагает некой информацией об убийстве в деревне.
– Каком убийстве? – удивился Гуров. – У нас имеется три трупа в брошенной деревушке по Дмитровскому направлению. Но там вроде не убийство, а тривиальное отравление недоброкачественным алкоголем.
– Убийство, господин полковник, – ответил молодой мужской голос. – Вы это отлично знаете, я это тоже знаю, предполагаю, что знаю исполнителя.
– Это официальное заявление? – спросил Гуров.
– Агентурная информация. Я прошу вас о встрече, но не в кабинете, на нейтральной территории.
– Агеев, я согласен встретиться с вами на любой территории, в любой день и час, – сказал Гуров. – Но при одном условии.
– Говорите.
– Вы назначаете время и место, но приходите не один, а с друзьями. Минимум пять-шесть человек.
– А сколько человек придет с вами?
– Я буду один, молодой человек.
– Странно. – Толик замялся. – Давайте и встречаться один на один.
– Не пойдет, – отрезал Гуров. – Я не хочу получить пулю в затылок.
– Чем вы застрахованы, если я прибуду с компанией своих парней? – удивился Толик.
– Количеством свидетелей. Одного человека можно убить и спокойненько скрыться. А уничтожить группу людей крайне сложно.
– Это мои люди…
– Не торгуйтесь. Я сказал. Они ваши люди, пока вы не поднимете руку на известного сотрудника милиции. Как только поднимете, ваши люди мгновенно превратятся в свидетелей прокуратуры. Вы хотите встретиться. Согласен. Но только на моих условиях.
Разговор этот происходил около десяти утра. Сыщики, как обычно, сидели за своими столами, привычно поглядывая друг на друга.
В кабинет проскользнула секретарь Орлова Верочка, положила перед Гуровым телефонограмму и исчезла. Сыщик прочитал: «Сегодня в пять утра на территории рынка обнаружен труп сержанта милиции Вересаева. Смерть наступила в результате проникающего ранения, нанесенного в сердце. Удар колющим предметом под левую лопатку. Время предположительно между часом и тремя ночи. Задержанных нет. Преступниками похищен пистолет Макарова».
Гуров почувствовал, что упала последняя капля. Сыщик передал телефонограмму Крячко, сухо спросил:
– Вы что молчите? Как говорится, семеро одного не боятся.
– Я думаю, – ответил Толик. – Не могу понять, в чем ловушка?
– Вы переоцениваете значение собственной персоны. Мне нет необходимости ставить вам ловушки. Я могу прислать за вами людей, поместить в изолятор на семьдесят два часа и разговаривать спокойно, ничем не рискуя.
– У вас нет никаких доказательств.
– Согласен. Но доказательств при любом раскладе и не прибавится. Мне надо остановить беспредел, я надеюсь при встрече с вами и вашими людьми объяснить вам некоторые прописные истины.
Гуров отлично понимал, время объяснений прошло, началась война на уничтожение.
– Клянусь, господин полковник, вы нас, обыкновенных пацанов, путаете с группировкой Капитана, – произнес Толик дрогнувшим голосом.
– Возможно, – ответил Гуров. – Из высокого кабинета плохо видно. Встретимся и объяснимся.
– Хорошо, – легко согласился Толик. – Подъезжайте к восьми в ресторан «Фиалка», вас встретят.
В кабинет тихо вошли Котов и Нестеренко, поздоровались, уселись за ничейным столом. Крячко молча передал им заключение экспертизы и телефонограмму об убийстве сержанта. После небольшой паузы Нестеренко сказал:
– Маньяки, хлебнувшие крови, и не могут остановиться.
Гуров сидел отвернувшись, смотрел в окно, думал: за все отвечу. И не министр меня будет судить, а друзья, мать, отец, я сам. А куда деваться? Он продумывал детали предстоящей операции, а Станислав вполголоса объяснял операм, что старшой сбрендил, собирается с молодой кодлой встречаться.
– Лев Иванович, извините, – сказал Нестеренко. – Если бы вы шли на встречу с крупным авторитетом или вором в законе, то приглашение свидетелей было бы тонким выигрышным ходом. Но вы собираетесь встретиться с отморозками. Они и так ни черта не думают, а в стае опасны десятикратно.
– Опасность – составляющая нашей профессии, – тихо добавил Котов. – Повлиять на них словом невозможно, ваше имя для них – пустой звук или дополнительный источник раздражения. Я в детстве тоже бил стекла и считал себя храбрецом, с возрастом прошло.
Они остановились в своем умственном развитии, обросли мышцами и оружием, сохранив максимализм и жестокость подростка.
Гуров рассмеялся, спросил:
– Как, Настя, наследник? Завтра они могут вернуться в свой дом. Я не Макаренко, никого перевоспитывать не собираюсь, плохой психолог, раз не знал, что ты, Гриша, умеешь говорить красиво.
Котов смутился, Станислав махнул рукой.
– Лев Иванович, порой мне кажется, что ты клиент института Сербского. Ты собираешься совершить смертельный, совершенно бессмысленный трюк. А страховать тебя будет герой-афганец? Ты знаешь, о чем он мечтает? Я пойду к Петру и поломаю все к чертовой матери!