Стервятники Техаса

— Отвали от меня, не то я вышибу тебе мозги, — прорычал Крошка заплетающимся языком. — Обойдусь без твоего участия. Я вообще надеялся, что ты уже сдох.

— Меня просто контузило, — ответил Мак-Фарлен. — Я выбрался из комнаты и слышал и видел все, что здесь происходило… Черт подери, Крошка, ты знаешь, что тебя превратили в решето? Ключица раздроблена, в бедре сидит пара пуль, пули засели в груди и в правой руке… Ты хоть понимаешь, что ты только что прикончил трех самых отъявленных подонков во всем Штате? И ты сделал это, спасая меня. Ничего, Крошка, продержись, ты должен выкарабкаться. Должен…

— Хочешь выходить меня, чтобы потом было легче вздернуть? — просипел Крошка. — Не трудись, шериф, не надо меня перевязывать. Если на мне висит долг, я расплачусь по нему, как мужчина. Не для того я родился на свет, чтобы болтаться по твоей милости в петле.

— Ни черта ты не понял, Крошка, — ответил Мак-Фарлен. — Говорю тебе, как на духу — я прискакал сюда не для того, чтобы тебя арестовывать. Я рыскал за тобой по прерии, потому что хотел тебя успокоить. Теперь ты чист перед законом. Харриган не умер, он жив-целехонек, даже не ранен.

Крошка хрипло невесело рассмеялся.

— Да ну? Брось заливать, Мак-Фарлен. Я-то знаю, что продырявил ему брюхо.

— Ты продырявил ему рубашку на пупе. Ты ведь помнишь, что у Большого Билла не было в тот день портупеи. Так вот, оказалось, он держал свой шестизарядный под рубашкой, запихав его себе за пояс. Твоя пуля расплющилась о барабан револьвера. Его так крепко ушибло, что он не устоял на ногах и даже на время отключился. На животе остался приличный синячище. Но больше ему ничего не сделалось. Я говорил с ним, он не хочет с тобой расквитаться. И тогда я еще раз обмозговал все дело. Наверно, ты сам в ту минуту не сознавал, что с тобой происходит. Ладно, с этим мы разобрались, а теперь давай подумаем, что делать с твоими дырками. Как думаешь, ты выкарабкаешься?

— Думаю, да, — пробурчал Крошка. Как всякий человек подобной закваски, он тщательно скрывал свою радость. — Но у меня появился новый должок. Сначала я убиваю Харригана, потом убиваю тебя, а теперь выясняется, что вы оба живы и судачите об этом направо и налево. Значит, придется мне еще что-нибудь натворить, чтобы люди поверили, что я все-таки не жалкий мазила.

Шериф Мак-Фарлен, прекрасно знавший подобных людей, добродушно расхохотался.

Логово стервятника

Именно в том месте, где залетный ветерок поднимал прозрачные клубы пыли, пустынная калифорнийская дорога, на следующие несколько сот ярдов, превращалась в главную улицу городишки, гордо носившего название «Капитан». Лежа в тени дощатых строений с размалеванными фасадами, дворовые псы маялись от скуки. Лошади в стойлах били копытами и разгоняли хвостами мух. На покореженном деревянном настиле играл ребенок. Этим все проявления жизни в городке и исчерпывались. На первый взгляд Капитан был городом-призраком, чью судьбу вершили ветер и солнце.

С востока к городку медленно катил скрипучий фургон. Волокли его старые, сутулые клячи, изможденно прогибаясь при каждом нетвердом шаге. Сидевшая в фургоне девушка прикрыла глаза ладонью и подняла голову. Затем она заговорила со стариком, который сидел возле нее на козлах.

— Впереди какой-то город, отец.

— Капитан, — кивнул тот. — Мы там надолго не задержимся. Дрянное место. Я о нем услышал сразу после переправы через Пекос. У них тут свои законы. Шайка бродяг и разбойников. Нам все же придется тут остановиться, купить себе бекон и кофе. И сразу вперед.

Его старческий усталый голос вернул к жизни приунывших лошадей. Колеса фургона заскрипели по улицам городка, а из его дощатого пола тонко сочилась бесконечная, собранная с тысячемильной дороги песчаная струйка.

Капитан жарился на солнце, задернувшим занавеску из трепещущих складок зноя между ним и голыми склонами гор Сакраменто, что вздымались на юге за безжизненными сопками. Капитан — приют бесприютных, прибежище беглых; хотя и не самое последние прибежище, не тот окончательный, безвозвратный приют, чьи врата ждали впереди гонимых и проклятым миром…

Не все из тех, кто приезжал в Капитан, были отмечены клеймом изгоев. Один из таких людей зашел в этот день в салун «Четыре туза», и сейчас его исподлобья разглядывал сосед по стойке.