Стервятники

-        

-  

ВОТ ТАКАЯ разведка вышла. Еще раз убедился Захар Иванович: надолго пришла новая власть. И потому, вернувшись в Харбин, вновь задумался над идеей Мунгалова. За зиму много чего предумалось.

В феврале двадцать четвертого навестил знакомую купчиху в Ханькоу. Госпожа Литвинова благосклонно презентовала Захару Ивановичу три тысячи китайских долларов. Большую часть этой суммы он вручил в Хайларе есаулу Непомнящих и хорунжему Мунгалову: закупайте оружие и лошадей, пойдем обследовать настроения в старательскую часть Забайкалья - в Нерчинско- Заводский и Нерчинский уезды.

Интересно было Гордееву пощупать настрой забайкальского люда в условиях должно быть немалой растерянности большевичков, лишившихся в январе своего вождя.

Гордеев вернулся в Харбин 1 мая и занялся подбором людей для похода. Прибыл в Харбин полковник Дуганов, предложил свой небольшой отряд в полное распоряжение.

Очень кстати! Буквально накануне выяснилось, что Непомнящих с Мунгаловым ни хрена не сделали, - пропили деньги!!

Опухший от многодневной попойки хорунжий стоял на коленях и каялся, а есаул взял револьвер и пальнул себе в грудь. Дескать, честь офицера и все такое прочее. Застрелиться и то не сумел! Лежит в лазарете, кровью харкает. Аники-воины!

ТУГОЩЕКИЙ, крепкий, с обозначившимся брюшком, Гордеев испытующе глядел на переминавшегося с ноги на ногу Петра.

-    Так, говоришь, за идею красным холку мылил?

-       Истинный крест, вашбродь, - взгляд у Петра изподлобья, тяжелый, волчий.

-        И где ж большевички тебе так насолили, а? - Гордеев совершенно не поверил заявлению добившихся с ним встречи казачков - двух братцев Леоновых. Идейные среди нижних чинов давно иссякли.

-         Так это. Батя наказал. Кады красноперые двух лошадей со двора. На нужды энтой самой. революции.

-        Ага, под красную реквизицию, стало быть, попали? - не столько спросил, сколь подытожил мычание Петра Гордеев.

-        Но. - утвердительно и с облегчением мотнул лохматой, давно немытой башкой парень.

-    И чего же вы с братцем от меня-то хотите, любезный?

-    Так это. В отряд, на довольствие. Службу нести.

-           Хэк-с! - Гордеев пружинисто поднялся с лавки, разогнал большими пальцами складки гимнастерки над ремнем, потом привычно крутанул ус, усмехаясь. - Стало быть, на довольствие. Силен, орел!

Медленно оглядел еще раз торчащего неуклюжим столбом посреди комнаты здоровяка, возвышавшегося над Захаром Ивановичем на целую голову.

-    А что умеешь, служивый?

-        Так это. За лошадьми ходить, кашеварить, по кузнечной части малость. Ну, это, подкову, там, сменить.

-         Па-а-нятно! - протянул Гордеев, крутнулся на каблуках мягких шевровых сапог, снова уселся на лавку, положив ногу на ногу. - А откуда вы с братухой-то?

-    Александровские мы. С под Иркутска.

-        Знаю, знаю-с, - Гордеев издал языком щелкающий звук. - А из трехлинейки как бьешь? Пулемет Гочкиса или Шоша знаешь?

-    Не-а, энтому пулемету не обучен, а из винтовки могу. Тока, это.

-    Невеликий, как понимаю, стрелок?

-    Но. - Потупился, вздыхая, здоровяк.

-    А братец твой?

-    Леха-то? Так это. Тоже.

-    Что тоже? Тоже мастер патроны в белый свет переводить?

Парень опять сокрушенно вздохнул, еще ниже опустив голову.

Гордеев сморщился и повернул голову к окну. Из окна открывался

вид на пустынный, крепко утоптанный множеством сапог плац, по которому ветер гнал мелкий мусор. У китайской лавки за дальней границей плаца толпилось десятка два казачков.