Стервятники

Это был Александр Сергеевич Лукомский, в недалеком прошлом один из ближайших сподвижников знаменитого «черного барона» - Врангеля.

До 1922 года генерал Лукомский представлял главнокомандующего вооруженными силами юга России (ВСЮР) генерала Врангеля в Константинополе, занимаясь приемом и расквартированием белых войск, эвакуируемых из Крыма. Показал Александр Сергеевич себя при этом умелым организатором и толковым дипломатом, умевшим своевременно снимать напряженность между турецкими властями и озлобленной массой белого воинства, заполонившей берега Босфора.

Теперь генерал Лукомский прибыл в Шанхай в качестве посланца великого князя Николая Николаевича, единственного реального наследника трона Романовых и верховного главнокомандующего русской армией, оказавшейся за пределами отчизны, в балканских странах, Китае, Франции.

О возможном приезде Лукомского Остроумов сообщил Касьянову еще месяц назад, предупредив, что намеревается устроить им встречу.

Цель визита посланца великого князя была очевидна: изучение обстановки и возможностей объединения всех сил и организаций белого движения на Дальнем Востоке для нового этапа борьбы с советской властью.

Речь шла о координации срока и планов общего вооруженного выступления, которое ВМС намечал на будущий, 1925 год.

Предполагалось, что выступление начнется на востоке, а при удачном развитии событий будет поддержано вторжением в Совдепию с запада силами двадцатитысячной армии барона Врангеля. Звучали и более весомые цифры возможной численности западного экспедиционного корпуса, объемов снабжения войск английским и французским оружием, амуницией и провиантом. Остроумов мог часами, взахлеб, бурно жестикулируя пухлыми ручками, разглагольствовать на эту тему.

Однако свежеиспеченный китайский подданный Василий Иванович Касьянов оптимизма своего собеседника не разделял. В розовых эмпиреях витал мечтательный монархист, волей случая оказавшийся у денежной кормушки. Из уютных апартаментов французского консульства земля за Аргунью и Амуром казалась синематографической картинкой, желанным народным лубком, запечатлевшим ностальгические, наивные мечты давным-давно оторвавшихся от жизненных российских реалий белоручек, только и умеющих сотрясать воздух в пустопорожней болтовне.

Молоть языком, поправляя накрахмаленную салфетку и освежая пересохшее горло дармовым божоле, в перерывах между подачей блюд и выспренными тостами за страдалицу-Россию, царствующую фамилию и т.п., - это получалось красиво. Но, но по мнению Касьянова, выглядело противно, потому как с действительностью не имело ничего общего. Последнее китайский подданный Касьянов усвоил на практике. Впрочем, чего загадочно

В ОКТЯБРЕ двадцать четвертого китайский паспорт на это имя получил Захар Иванович Гордеев.

Вернувшись в начале августа из бесславного и разгромного похода в северо-восточное Забайкалье, он в сопровождении верного Ильина добрался верхом до станции Хакэ, а уж оттуда, по железной дороге, в Харбин. Там они с Ильиным распрощались.

Захар Иванович подался в Ханькоу, желая устроиться по медицинской части, но без знания английского языка это оказалось невозможным.

Награбленные в рейде серебро и золотишко таяли на глазах, в ранее гостеприимных гостиных нынче не привечали.

Гордеев переехал в Шанхай и здесь открыл фельдшерский кабинет. Потянулись небогатые пациенты, на пропитание и сносное жилье хватало.

В политику больше не тянуло. Политика для Захара Ивановича почему-то всегда норовила обернуться свинцовой кашей. А потом. Какая, на хрен, политика, когда тебе в спину палит приросший к земле приаргунский или нерзаводский казак, потомственный гуран, которого, вроде бы, большевички и продразверсткой замучили, и реквизициями для военных нужд.

На приглашения Остроумова откликался больше по привычке и для спокойствия повседневной жизни. Можно было послать его со всей этой политической трескотней и маниловщиной куда подальше, но зачем?

Гордеев старательно не признавался себе в затаенном желании обрести силу и мощь, вернуться в Забайкалье на коне и - отомстить красноперым за все!

В свою очередь, презираемый им Остроумов отнюдь не был идиотствующим толстячком, жирующим на монархические деньги. Он отлично понимал: для успеха дела как раз вот такие гордеевы и необходимы. Поэтому вел с ударившимся в фельдшерство несостоявшимся «военным правителем Забайкалья» осторожное и тонкое заигрывание.

Было оно необходимо Остроумову не ради высокой идеи, а для отчета. О неустанной работе и истраченных на нее ассигнованиях из

Парижа. Приезд Лукомского - это, прежде всего, своеобразная, благообразная и респектабельно обставленная, но ревизия, черт ее побери!

-      Нуте-с, батенька, поделитесь своими наблюдениями. - После взаимного представления перешел к сути беседы подтянутый, элегантно, по последней парижской моде, одетый Лукомский. - Как мне сообщили, вы уже трижды за последнее время побывали на территории Совдепии. Наслышан о вашей боевой, без преувеличения, героической деятельности.

Гордеев в знак благодарности молча наклонил голову.