Стервятники

Ваньча Ширинкин резво опередил начальника, засуетился у казанка, черпая большой деревянной ложкой в чистую жестяную плошку свое варево.

-    Приятно откушать вам, - протянул плошку Новикову.

-        Приятно. Ляпнешь тож. - угрюмо буркнул Новиков. - Ты это. всех кликай, небось, уж кишки в узлы завязались.

Он взял плошку и сел у костра на плоский и горячий от солнца валун.

К костру постепенно подтянулись и все остальные. Ваньча умело и ловко разделил кулеш, благородно оставив себя напоследок. Ели молча, усевшись, кто где - вроде все вместе, рядом, но все равно каждый поодиночке.

Облизывая ложку, больше похожую на деревянную лопаточку, к Новикову неспешно подошел Брязгин.

-    Как разведка, начальник?

Новиков не ответил. Отложил плошку, потянулся всем телом. В который раз пристально обвел глазами сопки. Брязгин терпеливо ждал.

-         Смеркается. Щас махом темнота навалится, - наконец подал голос Новиков. - Вот что, урядник. Давай определяться с ночлегом и караулом. Распредели по двое, под утро - сам. Не спать и у костра не сидеть. И огня большого не жечь. Зорче - на тропу, по которой пришли, и вдоль ручья. Слушать, не болтать. А утром.

Новиков замолчал. Сидел, глядя в одну точку, и молчал. Брязгин раньше за ним такой неспешности не наблюдал. Обзывали Новикова поначалу даже веретеном, хотя потом как-то не до прозвищ стало. Но урядник, уже второй год зная Новикова - вместе делили боевую долю, воюя с красными - мог оценить: был начальник отряда ране еще тот прыгунчик, а теперича что-то приутих. Не к добру это, тревожно подумалось Брязгину.

-        А утром, - неожиданно продолжил Новиков, - соберемся всем оставшимся гуртом, поговорим. Всё! Спать и только спать!

ХИТРЕЦЫ Леоновы вызвались в первый караул. Подсупонились и подались вверх по тропе. Обозрев и выслушав округу, присели под доброй сосной, засмолив цигарки, накрученные из какой-то сушеной травы. Леха-то так покуривал, невзатяг, это Петр уже давно смолил, как заправский мужик. Он и травки какие-то, пригодные для курева, когда махорка и самосад иссякли, в лесу шустро надыбал. Хвалил, мол, не хуже самосада, а Леха попробовал - гадость несусветная, но иногда дымил с братом за компанию.

-         Ну, доставай, - Петр устроился поудобнее, зажал самокрутку в углу рта. Леха вытянул из-за пазухи кожаный пакет Горлова, протянул брату.

-        Ага, полюбопытствуем, - старший Леонов принялся потрошить находку. В кожаном пакете оказался плотный сверток из вощеной бумаги.

-         Темно, блядский род! - Зло выругался, зашарил по карманам. Наконец выудил кривой свечной огарок. - На-ка, Леха, запали. Ага. Держи так.

-    Ну, че там? - Леха вытянул шею.

Петр зашелестел вощанкой.

-        Пачпорт вашего благородия. Ишь, тока и прожил, что неполных сорока годков. Так и есть, Леха, дворянского звания соколик.

-         Ты это. Чево там ищо гляди. Пашпортину теперича только с вашбродием рядом закопать. Ну, чево там? - нетерпеливо заелозил Леонов-младший.

-           Бумаги какие-то. А вот, вишь, кожанка. Чево-то на ней нацарапано. Ага. Навроде карты. Хер поймешь. Еще, вот, какие-то бумажки. И документ, глянь, в печатях и орлах! Мудрено! Об от-да-че в част-ную екс-плу-та. Тьфу ты к лешему, язык свернешь! Ага! Ишь, чо написано-то, Леха! - Петр многозначительно глянул на брата, тыча пальцем в лист. - Тут чево-то про Китой. Золотопромышленника Кузнецова документ, чуешь?

-    Не-а. - озадаченно вытаращил глаза младший Леонов.

-         Дурень! В Александровке-то лабаз стоял и две лавки! Чьи, помнишь?

-    Иди ты! Думашь, того самого?

-        А то! Вот, тут в бумаге так и записано: иркутский это Кузнецов. Только больно мудрено. Завтра, свежей башкой.

-       А Китой-то, Петь, неподалеку, - еще больше округлил глаза Леха. - Мож, мы и неспроста сюды перли.

-         Можа и неспроста, - прищурился Леонов-старший, перебирая остальные бумаги. Среди них оказалась и тонкая пачка царских ассигнаций. Петька засмеялся. - А вот, Леха, чистый прибыток!

Небрежно свернул бумаги, сунул в кожаный чехол. Деньги отдельно, аккуратно пересчитав и расправив, упаковал в вощеную бумагу и спрятал на груди. Кожаный пакет протянул младшему брату:

-     Сунь, Леха, на схрон. Опосля покумекаем. Вашбродь, царствие ему небесное, думаю так, зазря бы энти бумазеи с собой таскать не стали, а ишо и за пазухой таить от чужова глаза. Можа, Леха, в них самое богатство и затырено, не то што в царских «катеньках».

Дунул на крошечный огарок, опасливо прислушался.

-    Расселись мы с тобой. Брязгин глаз на задницу натянет за такой караул! Пошли к ручью, послухаем окресть.

НЕСМОТРЯ на многодневную измотанность и явный отрыв от преследовавших отряд красных, провалиться в долгожданный сон у Новикова не получалось. Забылся на час и встрепенулся, хватаясь за холодное ложе карабина. Вновь и вновь чутко вслушивался в ночную тишину. Видел, как, негромко переговариваясь, прошли к ручью караульные. Поплотнее завернулся в потертую старую бурку, но сон не шел.