Стервятники

-          Не юродствуй! Говори, что тут? Куда мы зашли? Крутишь, Новиков, ох, крутишь!..

-       Да пошел ты. со своими жандармскими штучками! - Новиков зло сплюнул. - Чо я, не знаю, на хера тебя ко мне в отряд всунули?! Думал, за четыре месяца обтерся ты, вашбродь, среди нас, хлебнул кровушки и пота. Ан нет! Все допросы учинять тянет! Прижми хвост, ежели шкура дорога! - Новиков еще раз сплюнул со злостью, теперь уж Горлову прямо под ноги. - Ты тут потому, что уходим мы стаей. Но ежели, вашбродь, тебе с нами тошно, то - милости прошу! Дуй через Саяны в одиночку! Ха-ха-ха! Али кишка тонка?

Новиков уже откровенно издевался и себя не сдерживал, орал в полный голос.

-       Не ори! - прошипел Горлов, тоже наливаясь злобой. - Страх свой на мне отыграть вздумал? Видал я таких субчиков.

-        Сам ты субчик, морда дворянская! - Новиков схватил Горлова за грудки. - Ты чо, гад? Жить надоело?

Горлов ударил его коленом в пах, отшвырнул, выхватил из кобуры офицерский «наган»-самовзвод.

-    Не дури, Новиков! Остынь.

-    Б-дух!!! Ду-ух!! Ух! Ух! Ух! У-у-х.

Гулкий винтовочный выстрел прокатился по распадку, дробясь многочисленным эхом. Новиков, кривясь и согнувшись, обернулся всем корпусом: в нескольких саженях за спиной торчал верный Назар, карабин с дымящимся дулом держал в опущенных перед собой руках.

-    Ты. чего. Ты чего, блядина? - заорал Новиков.

-    Дык, оне, вона. за наган. - прогудел здоровяк.

-           «Дык»! Дурак, вот дурак! Дурак. - Новиков уже не орал, силы кончились.

Он повернул голову и посмотрел на Горлова. Бывший жандарм лежал ничком, зажав в левом кулаке вафельное полотенце и комок фольги. А револьвер не удержал, отлетел он Новикову под ноги.

Пуля попала Горлову в правый висок и снесла полчерепа. Горлов так и не узнал главного: он все-таки добрался до искомой цели.

«Перебор! Полный перебор!» - старому картежнику Новикову ничего другого в голову не приходило. Судьба устраивала ему какие-то зловещие гримасы. Черное место! Словно здесь и обитает сама Смерть-старуха! Тогда Ванька Шустрый ухайдокал Миньку и его дружков неподалеку, теперь вот «вашбродь» нашел свой конец.

Новиков зябко передернул плечами, даже тягучая боль в паху отступила. «Перебор.». А с другой стороны. Жандармское благородие уже давно тяготить стало. Чево доброго ждать-то от голубых кровей?! И за всю жизнь на одной половице не стояли. Чужой был «вашбродь» в отряде. Беспокоил почему-то, тревожил, раздражал. Вроде и в дела не лез, а словноть прилип листом банным, не отлучается, не спит: Новиков постоянно ощущал присутствие «вашбродия» затылком. А уж то не знать, каковы они, эти молчуны из благородных, особливо со своей высокородной спесью. Ишь, в ранце-то и мыльце духмяное, как у девки, и прибор мельхиоровый с золлингеновской бритвой. Куды уж нам со своим рылом в калашный ряд!

И Новиков вдруг почувствовал, что терзавший последние дни страх отступил. Стих незаметно, как и боль в низу живота. Не-е-ет, дурак не Назар, а Горлов этот! Тем и кончиться должно было с «вашбродием». Гусь свинье. Но глазастый! М-да уж, ишь, как их туда, в охранку-то, подбирали. Всю внутреннюю трясучку узрел, гад!

Новиков снова посмотрел на труп и усмехнулся про себя: а, небось, думалось тебе, «вашбродь», что трясучка-то моя из-за красных приключилась! Точно, «вашбродь», - полный дурак ты, гусь дворянский! Знал бы ты, куда нас в этой драпатне от большевичков вынесло-то! Царствия тебе небесного, «вашбродь». Все - по Божьему умыслу. Авось и сложится еще всё без всей энтой, хрен ее знает, какой Маньчжурии.

Глава 9. РУНГЕ, 13 мая 1993 года

ДВАДЦАТЬ восемь ступенек, погружающие в прохладу и сумрак, были обречены на вечную молодость. Желающих вкусить местного нектара еще от входа отпугивала стильная надпись на металлическом зеркале: «Элит-кафе АРИАДНА». Пониже и помельче значилось: «Если Вы не настолько состоятельны, чтобы пользоваться дешевым общепитом - Вы пришли по адресу!».

Те, кто адресом не ошибся, сойдя по ступенькам вниз, могли полюбоваться блестящей гладью пола, покрытого экзотической для Читы узорной плиткой, антиком золотистых бра, стилизованной с намеком на древнегреческий антураж драпировкой колонн и стен. Тяжелые скатерти свешивались до пола с маленьких кругляшей уютных столиков. Такой же, вишневый с золотом, панбархат закрывал мнимые оконные ниши (какие окна в подвале стандартной панельной пятиэтажки, облюбованном хозяевами «Ариадны»!).

Некоторый диссонанс в общий античный декор вносили никель и пластик барной стойки, вращающиеся высокие стульчаки вишневой кожи и хрустальный блеск подвески с бокалами и фужерами над стойкой. Цены, затаившиеся на страницах меню и винной карты, заключенных в тисненую кожу, категорически исключали посещение «Ариадны» злобствующими и взыскательными эстетами с историческим образованием, для которых так важна гармония стиля конкретной эпохи и прочая подобная лабуда.