Стервы

Лоррен приложила пальцы к вискам. Они гулко пульсировали, словно там отдавались чьи-то шаги. Нет, погоди-ка, вот действительно слышатся шаги. Тяжелые — похоже, мужские. А она одна, ночью, в пустынном парке! Одета, словно гулящая женщина, а на то, чтобы убежать, уже сил не осталось.

— Потеряла здесь что-то? — Она моментально узнала голос. Но больше ее удивила собственная реакция (она испытала явное облегчение), чем тот факт, что случайный прохожий оказался Бастианом Греем. Он выступил из темноты, помахивая, как веером, ее портсигаром. Галстук-бабочка был повязан небрежно, а сорочка выбилась из парадных брюк. — Или это ты так необычно бросаешь курить? Говорят, для легких полезно.

— Давно тебя стало интересовать мое здоровье?

— Да не переживай ты, меня куда больше интересуют твои вредные привычки. — Бастиан присел на лавочку рядом с нею. — Хотя полезные, насколько я понимаю, тебе еще только предстоит продемонстрировать.

Намерения Бастиана всегда вызывали подозрения, но приятно было чувствовать рядом с собой тепло его тела, да и само его присутствие снимало с Лоррен невыносимый гнет одиночества. К тому же у него были сигареты.

— Ты не против принести еще немного вреда моим легким?

— С превеликим удовольствием, — ответил Бастиан. Он вынул из кармана портсигар, прикурил две сигареты, одну протянул Лоррен. — Ты, между прочим, устроила сегодня неплохое представление. Тебе надо всерьез подумать, не сделать ли это своей профессией.

— Зачем это ты пошел за мной? — спросила Лоррен, не испытывая сейчас желания отвечать ему в том же ироническом духе.

— Я в душе настоящий джентльмен, Рен. Если уж Маркус великодушно последовал за обиженной, то я счел справедливым пойти вслед за обидчицей.

«Маркус». Как бы она ни старалась, Маркусу она никогда не будет интересна. От этой мысли она окончательно протрезвела, а ушибы и царапины на теле разболелись еще сильнее. Лоррен обнаружила, что прижимается к шерстяному пальто Бастиана, и быстренько отодвинулась.

— Справедливым? С каких это пор ты сделался борцом за справедливость?

— А разве зря говорят, что в любви и на войне справедливо все, что ни делаешь?

— В любви и на войне на деле царит сплошная несправедливость.

— Ты знаешь, в чем — на мой взгляд — заключается твоя главная проблема? — Он повернулся к ней и поправил нависшую на глаза прядь. — Ты толком не знаешь, кто твой враг.

Лоррен вздрогнула от его прикосновения. Да нет, главная проблема в том, что вокруг нее все — враги.

— Видишь ли, ты повела войну не в том направлении, — продолжал Бастиан. — В нашем городе, если пресса кого-то ругает — это самая лучшая реклама.

Лоррен поежилась.

— Да уж, я и не представляла себе, что Клара просто украдет у меня всю соль истории.

— Если на то пошло, она завоевала себе сочувствие публики, — развил мысль Бастиан. — У каждого ведь есть в шкафу один-два скелета, вот большинство и сочувствует ей. — Он надменно вскинул голову. — А вот кого чаще всего не любят, так это тех, кто отворяет дверцу шкафа. Таких людей побаиваются.

— Если ты намекаешь на то, что я поступила не так, как надо, оставь это при себе. Глория должна была узнать, она это заслужила. И все остальные должны были узнать правду. А Клара — мастерица притворяться.

— Может, так оно и есть, — хмыкнул Бастиан. — Только о «Зеленой мельнице» мне рассказала не она.

Лоррен была неприятно поражена. Значит, где-то чего-то она недоучла.

— Как бы там ни было, — не умолкал Бастиан, — она глубоко запустила коготки в красавчика Маркуса Истмена. Интересно, чем они занимаются сейчас, пока мы тут беседуем.

— Мне на это наплевать. — Лоррен потерла замерзшие руки. — Меня ждут вещи поважнее и получше, я жду не дождусь, когда поеду учиться в Нью-Йорк.

Нью-Йорк. Город, который никогда не засыпает. Вот в Нью-Йорке она заживет новой жизнью. Ее домом станет колледж Барнарда, где никто ничего не знает о ее жизни в Чикаго. А через дорогу — Колумбийской университет, где учатся десятки — да что там, сотни! — великолепных, умных, богатых парней. Уж наверняка она найдет среди них одного, чтобы ходить с ним на свидания, любить его — такого, кто не станет воротить от нее нос, как Маркус, не станет видеть в ней пьянчужку, как Бастиан. В Нью-Йорке вся жизнь ее пойдет по-другому, и, в отличие от Клары, она не попадет в скандальные ситуации. Лоррен сделает все по высшему классу.

— Ну а чем ты собираешься пока заняться? — Бастиан словно невзначай обнял ее за плечи. — Ты слишком красива, чтобы оставаться в одиночестве.

Рука, которой Бастиан обнимал ее, вернула Лоррен с небес на землю.

— А вот этого даже не начинай, Бастиан.

— Иди ко мне, — тихонько проговорил, почти прошептал, он. — Ты что же, ни капельки мне не доверяешь? Иди ко мне, я сказал. — Он ласково прижал ее к себе и стал растирать ей руки. — Ты же вся дрожишь.