Стежки-дорожки

Хорошо помню трансляцию какого-то футбольного матча по телевизору, который стоял в «Клубе 12 стульев». В огромной комнате собралось немалое количество сотрудников. Разумеется, смотрели не всухую. Водку на столах не держали, стояли только стаканы с прозрачной жидкостью, которую кто потихоньку отхлёбывал, а кто осушал одним махом и шёл за новой порцией к Виталию Резникову. Он до того, как прийти в отдел к Веселовскому, умудрился поработать официантом и даже барменом в ресторане гостиницы «Советская» и потому его дозировка отпускаемого изделия, принесённого гостями и выставленного хозяевами, отличалась профессиональной точностью.

Открылась дверь, на пороге возник интеллигентный очкарик с толстым портфелем, поинтересовавшийся, правильно ли он понял, что эта комната отдела сатиры и юмора.

– Что в-вы х-хотите, т-товарищ? – спросил заикающийся Резников.

Товарищ, оказывается, приехал с Украины в командировку. Разыскал «Литературку», которая несколько месяцев назад напечатала несколько его юмористических фраз, и решил поблагодарить сотрудников.

Из толстого портфеля к восторгу присутствующих были извлечены две бутылки почти не встречавшегося в наших магазинах французского коньяка.

– Т-то есть, – уточнил Резников, – в-вы считаете нас в-взяточниками?

Гость страшно смутился, стал отнекиваться: нет, дескать, это всего только благодарность.

– В в-виде в-взятки? – безжалостно продолжал вести допрос Резников.

Присутствующие смотрели на него с недоумением.

Бормоча извинения, чуть не всхлипывая, очкарик сунул бутылки назад в портфель и поплёлся к выходу.

– Об-бождите, т-товарищ, – остановил его Резников. – Д-должен п-признать, что в-вы п-правы. На в-ваше счастье мы д-действительно в-взяточники!

Небольшой кабинет Веселовского был напротив этой обширной комнаты. В тот день он сидел и смотрел с нами футбол и, разумеется, с удовольствием пил водку и дарованный его отделу коньяк.

А в тот день, про который я сейчас расскажу, мы пили у него в кабинете вместе с известными авторами «12 стульев» Леонидом Лиходеевым, Гришей Гориным, Лионом Измайловым, Володей Владиным… (Во избежание недоразумения уточню, что Горин не был бойцом на этом фронте, так что рюмку свою чуть пригубливал.) Но и кроме известных авторов в кабинет набилось полно неизвестных, а ещё больше сотрудников, из-за чего многие держали свои рюмки в руках, даже опустевшими, правда, ненадолго, потому что Виталий Резников бдительно следил за порядком. Говорили все подряд, каждый уже не слышал другого, как вдруг в дверь постучали. На пороге возникла секретарша Маковского, которая сказала, что не смогла дозвониться и что Чаковский вызывает Веселовского к себе.

Дальнейшее пишу со слов Веселовского.

Он вошёл к Чаковскому и увидел, что тот сидит, прижимая к уху телефонную трубку. Главный редактор приложил палец к губам, жестом пригласил Веселовского сесть, а потом, минут через пять, поманил Веселовского и дал ему послушать то, что слушал сам. К великому удивлению тот услышал голоса своих гостей, которые не стеснялись в выражениях и по поводу Чаковского, и по поводу руководимой им газеты.

Отдадим должное Чаковскому! Никаких мер административного воздействия к Веселовскому он применять не стал. Отпустил с миром пьяноватого администратора «Клуба 12 стульев», который, оказывается, не заметил, что сбросил локтем трубку прямого телефона с главным редактором. Не то что Юрий Изюмов, сменивший Сырокомского в восьмидесятых годах и отслеживающий любое нарушение производственной дисциплины. Первое же появление Веселовского в газете в нетрезвом виде стало для него последним – Изюмов подписал приказ об увольнении.

А, возвращаясь назад, скажу, что на долгие годы моим главным и основным собутыльником в газете стал Лев Николаевич Токарев, работавший в отделе зарубежной литературы. Лёва Токарев, с которым я познакомился не в университете, хотя он учился в аспирантуре в то время, когда я был студентом, а в Комитете по кинематографии, когда он приходил туда к Саше Мулярчику. Кстати, с ними двумя я однажды оказался в квартире Веры Марецкой, чей зять Дима Шестаков учился вместе с ними в аспирантуре, и куда (забыл по случаю какого торжества) пришёл Ростислав Плятт с роскошными цветами и с ходу начавший сокрушаться по поводу того, что не удалось ему купить торт в магазине внизу (Марецкая жила направо от Тверского бульвара, на улице Горького, в доме, где располагалась кондитерская). «Я им так и сказал, – бархатисто и жизнерадостно рокотал Плятт, – ни х… себе, уже и тортов в стране не стало!»