Стезя героев №1. Вступление

И почему никто не предупреждал его, что писателем быть так трудно, с тоской подумал Элиот. Что персонажи постоянно выглядят глупыми и ненастоящими, что то, что ты сам написал минуту назад в порыве вдохновения, после прочтения может оказаться мерзким и тошнотворным. И как с этим справлялись такие великие авторы, как Данте Алигьери, Умберто Эко, Габриэле Д’Аннунцио и Джованни Боккачо? Почему их речь льётся серебристым ручьём, порхает яркой птицей, расцветает всевозможными красками и ароматами, а его неуклюжие слова собираются камнями в мешок?

Элиот выдохнул и щёлкнул выключателем лампы. Комната погрузилась в ночную тьму, чуть разбавленную тусклым светом фонарей с улицы. Через открытую форточку доносились тихие, отдалённые голоса – наверное, заблудшие туристы. Тянуло сквозняком, он приносил с собой запах, какой бывает после грозы. Мимо окна мелькнула чёрная тень, но Элиот не успел рассмотреть, что это было.

Из соседней комнаты раздавались приглушённые разговоры. Элиот знал, что мальчики обсуждали приёмных родителей. Все они, все трое, скоро должны были уехать. Они уедут, а Элиот останется. И даже ненаписанная книга о самом себе не могла скрасить этого.

Мимо окна промелькнула новая чёрная тень, но Элиот опять не рассмотрел, что это было. Да и не особо стремился.

Хотя, может быть, не так оно и плохо, говорил он себе. Может быть, этим мальчикам достанутся злые родители. Будут избивать их, не будут дарить игрушек, а то и ужина будут лишать. Разное же бывает, правда? А Элиоту хорошо. Элиот будет сам по себе, и никто не сможет проникнуть в его каменное сердце. И пусть его называют zitella³! Одному лучше. Никто не появляется в твоей жизни, чтобы потом из неё исчезнуть.

Элиот уже сбился со счёта, сколько раз он загадывал желание обрести свою семью. Каждый день рождения, каждый мало-мальский праздник. Сначала внутри расцветало сладкое предвкушение, затем его разъедала ядовитая тоска. Теперь же в душе воцарилось безграничное равнодушие, и Элиот перестал мечтать о семье. Наверное, это не для него, и пора было выбрать что-то новое. И книга, которую он сам писал о себе, и прочитанные чужие подсказали другое желание, и теперь Элиот ждал повода. Как только случится – он сразу загадает.

Он выпрямился на стуле и посмотрел в крошечный кусочек неба, видимый из окна. Дома на этой улице – ох, чего греха таить, во всей Флоренции – были настолько близко составлены, что когда выходишь наружу, сразу начинаешь задыхаться. Хотя, может быть, это перехватывало дыхание из-за красоты – вряд ли на земле существовал город прекраснее, чем этот…

Черноту неба перечеркнула серебристая линия и тут же погасла. Элиот затаил дыхание, зажмурился и сжал кулаки. Падающая звезда! Вот оно!

Хочу стать настоящим героем, сказал себе Элиот. Таким, каким я хочу написать о себе в этой книге. Только в реальности! Можно, вселенная? Можно?

На грани слышимости раздавалось тихое шипение. Запах, идущий с улицы, усилился. Элиот открыл глаза и замер, не в силах пошевелиться.

За стеклом, в шаге от окна, высилась чёрная фигура, похожая на человека, закутанного в плащ. Лица не было видно, но глаза горели красным светом, будто кто-то включил светодиодные фонарики. Некто тоже не шевелился, только смотрел на Элиота, и как долго это продолжалось, сложно было сказать.

И в тот момент, когда это существо подняло вверх когтистые руки, похожие на куриные лапы, Элиот не выдержал и закричал. Что произошло дальше, он сам понял плохо, но это всё точно не было чем-то нормальным. Точно не было чем-то человеческим…

Глава 2

Мир Грёз менялся с годами, но одно здесь было неизменно – боги стремились собрать в своей обители как можно больше человеческих вещей. В своё время здесь было подобие Букингемского дворца и американские люксовые номера из отелей, копии царских лож русских театров и обстановки Версаля в эпоху его расцвета. Теперь же сюда втиснули всё, что смогли найти в современном мире, как в калейдоскоп. Около сотни комнат, и каждая представляла собой кусочек города или дома, каждый раз из новой страны. Бар с окраины Сан-Франциско, танцпол ночного клуба из Вены, кафе, заимствованное из Пуэблы и отделанное знаменитой плиткой талавера, и множество личных спален и кабинетов. Один из них Сиири обустроила как свой, рабочий, заставила его шкафами для бумаг и книг. В углу стояло любимое синее кресло, как раз рядом с полкой со «Сказаниями». По обе стороны от двери богиня войны врезала огромные витринные окна и завесила их жалюзи; так она могла видеть, что творится в общем зале. Вроде того собрания, которое сейчас там образовалось.

От гула голосов и бесконечных споров болела голова. Сиири помассировала виски и снова склонилась над письменным столом из тёмного дерева. Список «что сделать», лежавший перед ней, разрастался с каждым часом. И хотя она старалась не отвлекаться, братьев и сестёр всё-таки сорок семь, а она одна. И молчит, в отличие от них.